Почему в 1492 году, когда Колумб совершил первое путешествие через Атлантику, в разных частях мира люди жили в обществах разного типа? Почему некоторые народы (в особенности в Евразии) к этому времени уже знали государство, письменность и орудия из металла, интенсивное сельское хозяйство и постоянные армии, в то время как многие другие народы были лишены этих благ цивилизации, а австралийские аборигены, !кунг и африканские пигмеи все еще сохраняли тот образ жизни, который был характерен для всего мира до 9,000 года до н.э.? Чем можно объяснить столь разительные географические различия?

Раньше преобладало мнение (многие придерживаются его и сегодня), что такие географически различающиеся ситуации отражают врожденные различия в интеллекте, в биологическом развитии и в трудовой этике. В соответствии с таким взглядом считается, что европейцы обладают более развитым интеллектом, более совершенны биологически и более трудолюбивы, в то время как австралийские аборигены, новогвинейцы и другие народы, в наше время живущие группами и племенами, обладают более низким интеллектом, более примитивны и менее честолюбивы. Однако доказательств, что эти предполагаемые биологические различия существуют, у нас нет, если не принимать во внимание порочную логику следующего рассуждения: современные члены традиционных групп и племен продолжают жить в условиях более примитивных технологий, политической организации и производства средств к существованию, а потому должны считаться биологически более примитивными.

На самом деле различия в типах общественной организации, сосуществующих в современном мире, объясняются различиями окружающей среды. Усиление политической централизации и социальной стратификации было порождено ростом плотности населения, который, в свою очередь, был обеспечен интенсификацией производства продовольствия (земледелия и животноводства). Однако на удивление немногие виды диких растений и животных пригодны для одомашнивания и могут стать соответственно злаками и скотом. Эти немногие дикие виды были распространены лишь в нескольких небольших регионах мира, и населявшие эти регионы человеческие сообщества получили несомненную фору в развитии производства продовольствия, получении излишков пищи, росте населения, создании передовой технологии и государства. Как я подробно показал в моей книге “Ружья, микробы и сталь”, эти различия объясняют, почему именно европейцы, жившие поблизости от этого региона (“Плодородного полумесяца”), в котором имелись наиболее ценные из поддающихся одомашниванию диких растений и животных, смогли перейти к экспансии по всему миру, в отличие от !кунг и австралийских аборигенов. В контексте данной книги это означает, что люди, все еще живущие или жившие недавно в традиционных сообществах, — это с биологической точки зрения современные люди, которым просто выпало жить в регионах, где пригодных к одомашниванию животных и растений было мало, а в остальном их образ жизни может быть соотнесен с образом жизни читателей этой книги.

В предыдущем разделе мы обсуждали различия между традиционными сообществами, причиной которых могут быть фундаментальные различия в численности и плотности населения, способах производства продовольствия и условий обитания. Хотя общие тенденции, о которых мы говорили, несомненно, существуют, было бы неразумно предположить, будто все особенности общества могут быть выведены из материальных условий его существования. Примером могут служить культурные и политические различия между народами Франции и Германии, которые необязательно объясняются различиями в природных условиях двух стран, весьма незначительными с точки зрения общего разнообразия мировой среды обитания.

Ученые пользуются разными методами для объяснений различий между обществами. Каждый из этих подходов полезен для понимания определенных различий между определенными обществами, однако оказывается непригодным в других случаях. Один из подходов — эволюционный, описанный и проиллюстрированный в предыдущем разделе: общества, различающиеся размером населения и его плотностью, значительно отличаются друг от друга, в то время как сходные по размеру и плотности населения общества имеют много и других общих черт. Можно предположить — а иногда и наблюдать это напрямую, — что изменения в сообществе связаны с изменением его размера.

С эволюционным подходом может быть связан и другой, так называемый адаптационный: идея тут заключается в том, что некоторые особенности общества играют адаптивную роль и помогают ему функционировать более эффективно в конкретных природных условиях, в конкретной среде обитания, в условиях определенной социальной организации, определенной численности и плотности населения. Примером этого может служить тот факт, что любому сообществу, состоящему более чем из нескольких тысяч членов, необходимы, во-первых, лидеры, а во-вторых — умение производить излишки продовольствия, необходимые для содержания этих лидеров. Этот подход вынуждает ученого прибегать к обобщениям и интерпретировать изменения, происходящие со временем в данном обществе, с точки зрения влияния окружающей среды.

Другой подход, прямо противоположный, рассматривает каждое общество как уникальное, как результат его конкретной истории, и считает его культурные представления и образ жизни независимыми переменными, которые не диктуются условиями окружающей среды. Среди практически бесконечного числа примеров отмечу один крайний случай, ситуацию чрезвычайно драматичную и убедительно свидетельствующую об отсутствии прямой связи с материальными условиями жизни (речь пойдет об одном из народов, упоминаемых в этой книге). Народность каулонг, одна из десятков небольших человеческих популяций, живущих вдоль южного склона водораздела на острове Новая Британия, расположенного к востоку от Новой Гвинеи, в прошлом практиковала ритуальное удушение вдов. Когда умирал мужчина, его вдова обращалась к своим братьям с просьбой ее задушить. Женщину не убивали против ее воли, и другие члены сообщества не принуждали ее к самоубийству, однако она выросла, наблюдая этот обычай, и следовала ему, овдовев. Она настойчиво уговаривала своих братьев (или сына, если у нее не было братьев) исполнить свой тяжкий долг и удушить ее, несмотря на их естественное нежелание это делать, и даже садилась так, чтобы им было удобнее.

Ни один ученый не взялся бы утверждать, что обычай каулонг душить вдов полезен для их сообщества или в долговременной перспективе приносит генетическую пользу (задушенной вдове — посмертно — или ее родственникам). Ни один социолог не обнаружил в среде обитания каулонг каких-либо особенностей, которые давали бы соблюдающим этот обычай какое-то преимущество перед обитателями северных склонов водораздела или перед людьми, живущими на южных склонах к востоку или к западу от каулонг. Мне неизвестны другие сообщества ни на Новой Британии, ни на Новой Гвинее, которые практиковали бы ритуальное удушение вдов, за исключением родственных каулонг и живущих по соседству с ними сенгсенг. По-видимому, необходимо рассматривать удушение вдов как независимую культурную особенность каулонг, по неизвестной причине сложившуюся в данном районе Новой Британии. Эта особенность могла бы со временем исчезнуть в результате естественного отбора и конкуренции между сообществами (то есть если бы те обитатели Новой Британии, которые не душат вдов, получали бы эволюционное преимущество перед каулонг); впрочем, этот обычай сохранялся в течение долгого времени, пока под внешним давлением не прекратил свое существование примерно в 1957 году. Любой, кто знаком с каким-нибудь традиционным сообществом, сможет вспомнить какую-нибудь особенность (пусть и не в столь крайней форме), характерную только для этого сообщества, но не приносящую видимой пользы, а иногда и явно вредную и не являющуюся очевидным следствием местных условий.