С другой стороны, есть заказчики, которых не заботит вообще ничего, кроме сценария. Казалось бы, это хорошо? Не всегда…

…«Идея моя, поэтому сценарий мы будем писать вместе, – с порога заявляет такой заказчик автору. – Я уже все придумал, осталось только записать это в сценарном формате. Вы же умеете всякие там отступы?»

Самое удивительное, что иногда такой заказчик находит автора, который соглашается с ним работать. Видимо, от голода. Но кончается это всегда одинаково. Как-то подобный заказчик жаловался мне, что уже три года не может найти сценариста на свой проект, потому что все сценаристы непрофессиональные. «Понимаете, они пишут не то, что мы им говорим, а что-то свое, – говорил он. – А когда они пишут то, что мы им говорим, получается почему-то неинтересно».

Неадекватных заказчиков много – ничуть не меньше, чем неадекватных сценаристов. Но я убеждена, что неадекватность эта, как и талант продюсера и сценариста, не врожденная. Это просто отсутствие навыка – и, может быть, нежелание этот навык в себе воспитывать. То есть – неспособность понять, что напротив тебя за столом переговоров сидит не функция, а такой же человек, как и ты, с конкретными возможностями, убеждениями и потребностями. И если взаимодействовать с ним как с человеком, можно добиться гораздо лучших результатов.

Это, кстати, и к сценаристам относится. Среди них – нас – тоже есть много молодых и неадекватных. О них – в следующих постах.

Пару месяцев назад я схлестнулась с приятелем на Фейсбуке по поводу того, что скоро технический прогресс позволит любому отрендерить страницу своего сценария в цифровое видео, и на этом засилье продюсеров, которые не запускают хорошие проекты, закончится.

Приятель утверждал, что тогда и наступит всеобщее сценаристское счастье. А я неожиданно для себя выступила как продюсер и сказала: если сценарий не запускают – значит, и не надо его запускать.

И тут же задумалась: у меня самой прямо сейчас лежит семь сценариев, которые либо не запустили, либо запустили и заморозили. И это не считая короткометражек. Что, они все плохие?

Нет. Они все хорошие. Среди них нет ни одного, который я бы не отрендерила немедленно в видео, если бы у меня была такая возможность. Вот только это совершенно не значит, что кто-то помимо меня посмотрел бы такое видео с удовольствием.

Почему? Потому что главное в рендеринге текста – то есть, собственно, в режиссуре, – это не то, что видно на экране, а то, что режиссер видит внутри своей головы, читая сценарий. Точно так же, как и в сценарии есть то, что написано на странице, а есть то, что сценарист видит внутри своей головы.

Чем больше различаются эти две составляющие, тем меньше шансов, что и режиссер увидит что-то похожее, читая сценарий. То есть – что содержимое его головы совпадет с содержимым головы сценариста.

И это не значит, что в хорошем сценарии всегда все совпадает. Это вообще мало отношения имеет к качеству сценария как такового. Это какая-то почти телепатическая связь между несколькими людьми, которые собрались и почему-то решили вместе сделать кино.

Процесс собственно делания кино – то есть перевода содержимого из голов в картинку на экране, – так же плохо поддается автоматизации и алгоритмизации, как и процесс написания сценария, то есть перевода ментальной картинки в текст. Алгоритмизируются в обоих процессах только штампы, от которых нас же самих тошнит, когда мы видим их на экране или в тексте.

Потому что перевод текста в видео – это на самом деле не перевод. Это поиск языка для собственных эмоций. И когда мы – сценаристы, режиссеры и даже продюсеры – делаем кино, мы достаем не образы из головы, а эмоции из сердца. Если, конечно, делаем свою работу не на отъебись.

Это как во сне: тебе снится, что ты застрял в лифте между этажами, – а на самом деле в этот момент ты просто перевариваешь чувство безысходности от того, что вписался накануне вечером в проект с мудаками, из которого теперь не выйти без финансовых и репутационных потерь. Например.

Почему ощущение безысходности трансформировалось в образ лифта? А фиг его знает. Никакие технические средства не помогут это понять и тем более воспроизвести – да это и не нужно, потому что в следующий раз это самое чувство трансформируется уже в образ мудака, бегущего на костылях перед поездом, набирающим скорость. Например, опять-таки.

Продюсер, который не запускает хороший сценарий, это понимает. (Если он не мудак, конечно. Мудаки, как известно, не запускают хорошие сценарии просто так и этим отличаются от продюсеров.) Продюсер оперирует не тем, что написано в тексте, а эмоциями – сценариста, режиссера, съемочной группы и зрителей. И пытается их хоть как-то совместить, найти общие точки.

Чаще всего этих общих точек нет. Или они есть – но далеко за пределами доступного бюджета.

Поэтому, если уж говорить о рендеринге, я считаю, надо пропустить эту часть технического прогресса и перейти сразу к изобретению программы, которая позволит извлечь эмоции и мысли из одного человека – и неизменном виде вложить их в другого. Своего рода программу телепатического общения.

Хорошо, что такая программа уже изобретена. Это наш человеческий язык: он придуман и разработан именно для этого.

Просто мы до сих пор не вполне научились им пользоваться. Не освоили, так сказать, весь функционал.

Уже девять месяцев веду этот канал, а так и не написала о самом главном в работе сценариста. О страхе.

Это не просто страх белого листа. Это – страх белого листа, помноженный на сумму штрафных санкций, прописанную в договоре. Не «а вдруг у меня ничего не получится, я бездарность?», а «сценарист обязуется выплатить продюсеру 10% от общей суммы договора за каждый день просрочки» и «возмещение упущенной выгоды продюсера». И после всего этого – «я бездарность», конечно же.

Я радуюсь, когда заказчик говорит, что моя история ему нравится, и он готов ее запускать. Но дальше следует фраза «переходим к договору» – и тут я неизменно впадаю в панику.

Я боюсь, что у меня не получится вытащить из своей головы ту историю, намек на которую так понравился заказчику. Или – что заказчик вовсе считает, что у меня в голове совершенно другая история, которой – только тссс! – там нет и не было никогда. И не будет.

Я боюсь того, что не смогу достаточно хорошо придумать ту историю, обещание которой только что продала заказчику. Что никто этого не сможет, потому что история в целом не работает. Просто ни я, ни заказчик еще этого не поняли.

Я боюсь, что не смогу сделать – или не сделать – все вышеперечисленное в срок.

Я боюсь, что, пока будет идти проект, у меня не будет никакой жизни. В любой момент – в пятницу вечером, накануне операции, во время детского дня рождения, 31-го декабря во второй половине дня – в почту может упасть очередное письмо от заказчика с темой «А вот еще правки» и прикрепленным файлом на двадцать листов.