Возможно, инициатором этого похода выступил Войшелк, ибо Шварн оправдался перед польским князем Болеславом: «Не я, но Литва воевала». Целью похода была борьба за ятвяжские земли между Литвой и Мазовией. Видимо, при Войшелке и была присоединена Восточная Судовия, где стал княжить Тройдень, который, вероятно, приходился ему родственником.

Свою державу Войшелк строил по образцу русских княжеств, взяв оттуда не только веру, но и политические, административные и военные структуры власти и методы правления. Войшелк стал для Литвы и «апостолом», и просветителем, и реформатором.

Войшелк крестил Литву в православие. Никоновская летопись сообщает, что он «многих крести, и церкви и монастыри воздвиже». Это же отмечает в «Началах» и Матей Стрыйковский: «Много Литвы язычников к христианству привел... церковь христианскую умножил в Литве».

С целью крестить Литву Войшелк в 1265 году обратился с просьбой в Псков прислать ему священников, но он так и не дождался их и отправился в Полонинский монастырь, чтобы набрать там монахов.

На великокняжеском посаде Войшелк оставил Шварна. Он отговаривал Войшелка от возвращения в монастырь, но тот ответил: «Согрешил есмь много перед Богом и человекы. Ты княжи, а земля ти опасена». Не исключено, что Войшелк, исполнив свой княжеский долг, устроил государство и обезопасил его от врагов, возвратился в монастырь по велению души, ибо решил посвятить себя служению Богу. Случай в истории уникальный — правитель державы добровольно уходит в монастырь, передав власть другому человеку.

Князь Лев Даниилович узнал о приезде Войшелка в Галицию и сообщил об этом дяде Васильке: «Хотел бых снятися с тобою, абы туто и Вошелк был». Василько уговорил Войшелка встретиться с Львом Данииловичем: «Прислал ко мне Лев, а быхом ся сняли. А не бойся ничего же». Войшелку ничего не оставалось, как ехать на встречу с Львом во Владимир. Как рассказывает Ипатьевская летопись, Войшелк, Василько и Лев встретились в доме немца Марколта и «начаша обедати и питии и веселитися». Пьяный Василько отправился спать в монастырь, где остановился Войшелк. Следом сюда приехал Лев Даниилович и предложил Войшелку: «Куме! Напьемся». За хмельной чашей и пробудилась у Льва давняя обида на Войшелка из-за того, что он «дал землю Литовьскую брату его Шварнови». Галицкий князь, возможно, угрозами требовал передачи ему Новогородка. Войшелк не согласился, чем и вызвал гнев у Льва, и тот в пьяном припадке выхватил саблю и зарубил Войшелка.

Так трагично и неожиданно оборвалась жизнь Войшелка. Произошло это 12 января 1267 года.

Иную версию убийства Войшелка приводит «Хроника Литовская и Жмойтская». По хронике, после смерти Даниила Галицкого его сыновья огнем и мечом начали делить отцовское наследство. Князь Лев Даниилович захватил Шварнов удел — Дорогичинскую землю. Шварн обратился за помощью к Войшелку. Новогородский князь во главе войска занял Дорогичинскую и Берестскую земли и двинулся на столицу Волыни Владимир. Тогда Лев Даниилович пригласил Войшелка на переговоры. Шварн и Василько «верою своею» обещали Войшелку «безпеченство». Войшелк поверил их клятве, остановил войско и приехал во Владимир. В монастырь, где остановился Войшелк, заявился Лев и, напившись, рассек ему саблей голову. В ту же ночь «гостиные» хозяева посекли всех Войшелковых послов. Эта версия кажется более правдоподобной, и, видимо, галицко-волынский летописец умолчал об истинных причинах убийства Войшелка.

Смерть Войшелка уже ничего не решала. Заложенное им основание было прочным. На нем построили последователи Войшелка крупнейшее в Европе государство, которое стало на многие века общим домом для белорусов, литовцев и украинцев.

Папская курия не забыла о Литве. Папа Климент IV в 1268 году разрешил королю Чехии Отакару (Пржемыслу II), если он «вырвет из рук врагов землю Летовию, то волен установить в ней королевский престол, как было раньше, и поставить там на королевское достоинство особу верную и преданную Римскому костелу». Отакар в том же году прибыл с войском в Пруссию, желая завоевать Литву и возвести в короли как своего вассала одного из польских князей, но, узнав о нападении на свое королевство баварцев, вынужден был вернуться в ЧЕХИЮ. МОЖНО гадать, как развивались бы события, если бы Отакар все же восстановил в Литве королевство, но история выбрала для литвинов иной путь. На него и вступил Тройдень.[13]

Очень мало сохранилось известий о Тройдене — князе, который после Войшелка и Шварна правил Великим Княжеством Литовским. Можно обратиться к белорусским летописям XVI века, но там перепутаны события времен Миндовга, Тройденя, и правды не найдешь. Белорусские летописи называют Тройденя братом мифического великого князя Наримонта, который якобы основал город Кернов и «знесеть столец свой з Новагородка до Кернова», ему же приписывают захват жены Довмонта.

Отзвуки давних преданий о Миндовге нашли воплощение в образе мифического Наримонта. Надо думать, что и о Тройдене летописец писал по преданиям. Вот что пишет о Тройдене «Летописец великых князей литовскых»: «А пятый брат Троиидень мешкал пры брате своем великом князе Нарымонъте. И доведался князь великий Нарымонт, што ж князи Ятвезъские померли, а люди их мешкают без господара. И князь Нарымонт поидеть на них. И они не противечыся поддалися и поклонилися ему. А так он, оставшы им господарем и вземшы их, дал брату своему Троииденю за вдел. И князь великий Троиидень наидеть гору красную над рекою Бебрею. И сподобалося ему там вельми и зарубил город и назоветь его Раигород, и прозоветься князем Ятвезским и Доиновъским.[14] И будучы ему там на кнежени великие вальки чынил з Ляхи, и з Русью и з Мазовшаны, и завжды зыскивал и над землями их сильные окрутенства чынил». Что так, то так — Тройдень немало повоевал с врагами своего государства. Приступы ненависти вызывало его имя у ливонских крестоносцев. «Тройдень Лихой» — назван он в орденской «Рифмованной хронике». А сколько желчи и злобы вылил из своей души галицко-волынский летописец! «Нача княжити в Литве оканьный, и безаконьный, проклятый, немилостивый Тройден, его же безаконья не могохом псати срама ради. Так бо бяшеть безаконьник, яко и Антиох Сурьскый, Ирод Ерусалимъскый и Нерон Римъскый, и ина многа злейша того безаконья чиняше». Эти слова летописца наводят на мысль, что новогородский князь был человеком властным, решительным и хитрым, не выбирал средства для достижения своих целей и руку имел тяжелую, крепко держал в ней власть.