Перикл и гости ждали, как вскоре выяснилось, Геродота из Галикарнаса, историка, путешественника, недавно возвратившегося из Египта, где он исследовал всё, что можно было исследовать: историю, географию и нравы страны. Но не ради рассказов Геродота были приглашены к Периклу Фидий, Софокл, Периламп, Протагор, Анаксагор, Зенон и Сократ, хотя и Геродота слушали долго, с интересом и вниманием. Перикл пригласил знатных гостей главным образом для того, чтобы обсудить с ними, как наилучшим образом должна быть отмечена великая победа Афин над персами и создание могущественной эллинской державы под эгидой славных Афин.

— То, что нам предстоит создать, — сказал Перикл, — должно привлекать к себе взоры и помыслы всех эллинов, возбуждать в их сердцах гордость и жажду подвигов во имя славы и процветания Эллады.

— Мы должны создать великие гимны о деяниях нашей богини Афины, — предложил Софокл — он был старше всех присутствовавших, и ему первому предоставили слово. — Великие гимны и великие трагедии, где Афина будет представлена как спасительница и благодетельница всех греков и афинян прежде всего, ибо Афины — сердце эллинского мира.

— Хорошо, — сказал Перикл. — Пусть об этом позаботятся все наши поэты, скажи им об этом, Софокл.

Периламп, друг Перикла, предложил:

— Надо переименовать Делосский союз в Афинский союз. Делос — славный остров, опекаемый Аполлоном и Артемидой, где их произвела на свет Латона. Но Афины — более славны: здесь родилось наилучшее государственное устройство — демократия, отсюда распространилось по всему миру могущество греков. Вся Эллада должна стать единым Афинским государством, — заявил Перилами.

Перикл, вероятно, не впервые услышал это предложение Перилампа, отнёсся к нему спокойно, кивнул головой и сказал:

— Пока ребёнок не родился, придуманное для него имя не имеет значения. Когда всё станет явью, как ты сказал, Перилами, тогда и имя этому будет дано.

Зенон, Анаксагор и Протагор предложили построить в Афинах дворец или храм Премудрости Софии, в библиотеке которого была бы собрана вся мудрость мира и где бы эта мудрость преподавалась бы со всего мира мудрецами.

— Пусть Афины станут школой мудрости всей Эллады, — сказал Анаксагор. — Ведь и Афина — богиня мудрости, Афина София.

— Это — в завершение всего остального, — пообещал Перикл, — когда окончательно укрепим в Элладе нашу власть, могущество и нерушимое единство под началом Афин. Школа — это деятельность, и Афинское государство — неустанная деятельность, гимны и трагедии также нуждаются в постоянном исполнении. Я хотел бы увековечить наше время и наши достижения в зримом образе, в величественном зримом образе, который был бы так же вечен, как египетские пирамиды, о которых нам рассказал Геродот. Фидий, ты творец зримого и прекрасного, — обратился Перикл к Фидию. — Твой Зевс в Олимпии возвратил грекам бога. Теперь говорят: «Кто не видел Фидиева Зевса, тот не видел ничего великого на земле». Что предложишь ты, Фидий?

— Всё, о чём сказали Софокл, Перилами, Анаксагор, Зенон и Протагор, следует делать — пусть живая энергия этих деяний преобразует мир по законам гармонии, величия и мудрости.

— Ты это прекрасно сказал, — заметил Фидию Геродот. — Я запишу твои слова для потомков.

— Однако дай закончить мысль, — отмахнулся от похвалы Фидий. — Пусть всё хорошее делается. Но вот что зримо должно предстать перед очами всей Эллады — Афинский акрополь, созданный самими богами, чтобы мы, люди, увенчали его прекрасными статуями и храмами, которые переживут нас, переживут века, переживут человечество нынешнее, если будет угодно Зевсу, и предстанут в нетленной красе перед будущим человечеством, как образец красоты и величия — человеческой и божественной. Вот и Геродот нам рассказывал, как египтяне строят «дома вечности», в которых ещё до смерти помещают свои скульптурные изваяния, вместилища души, именуемой Ка. Так и мы создадим образ и вместилище для вечной души наших божеств и нас самих.

— Что же это будет, Фидий? — спросил Перикл.

— Это будет новый храм Афины — Парфенос на Акрополе, новое изваяние Афины в Пафеноне из золота, слоновой кости и драгоценных камней, новое величественное изваяние Афины-воительницы из бронзы перед храмом Афины, которое было бы видно за сотни стадиев... Я предложу подробный план, — добавил он, помолчав. — Главное же в том, что душа эллина, поднявшегося на Акрополь к Парфенону, почувствует дыхание богов и жажду вечной славы.

— Что скажете? — обратился Перикл к гостям, когда Фидий замолчал.

— Мы повторим лишь его слова, — сказал Софокл, переглянувшись с другими гостями. — Пусть всё это делается.

— А что же Сократ? — усмехнулся Анаксагор. — Он так любит задавать вопросы и спорить, а сегодня — словно воды в рот набрал. Что скажешь ты, Сократ?

— Я готов быть у Фидия подручным, посыльным, колоть и таскать ему камни — так мне нравится его план, который, надеюсь, станет планом Перикла, для того чтобы затем стать и планом афинян. Что говорит Перикл, то повторяют все Афины. А что говорю я, то повторяют лишь собаки, — напомнил Анаксагору его слова Сократ, в отместку, разумеется, за его ироническую усмешку.

— Тебе охота язвить? — спросил его Перикл.

— Говорят, что в малых дозах и яд лекарство, — ответил Сократ. — А глупость в любых дозах остаётся глупостью.

— Это ты о ком? — насторожился Анаксагор.

— Твой Ум, создатель мира, по-моему, лишь большое число, в котором возможны бесконечные перестановки цифр, отчего оно бесконечно меняется. Но почему весь мир должен следовать за этими перестановками? Я думаю, что либо твой Ум глуп, забавляясь с миром столь недостойным образом, либо мир глуп и безволен, следуя твоему Уму в его бессмысленной игре.

Анаксагор с мольбой посмотрел на Перикла, и тот понял, в чём суть этой мольбы: Анаксагор просил Перикла, чтобы тот остановил Сократа, эту вечно зудящую язву, как он не раз говорил о нём Периклу, и даже грозился, что не станет посещать дом Перикла, если там окажется Сократ, это подобие собаки, зудящая язва, колючка в пятке и зубная боль.

Перикл помрачнел и вдруг сказал:

— Восстала Халкида, объявила о выходе из Делосского союза, отказывается платить форос, вносить свой вклад в делосскую казну, избивает и изгоняет наших переселенцев-клерухов, смещены все архонты, власть захватили самозванцы и враги Афин. Теперь я первым спрошу тебя, — обратился Перикл к Сократу, — ты — хороший солдат, который не раз уже брал в руки меч, когда Афины оказывались в опасности, и вот я спрашиваю тебя, как нам поступить с Халкидой?

— Если ты обращаешься ко мне как к солдату, то вот мой ответ: надо усмирить восставшую Халкиду и всю Эвбею, потому что это соседняя страна, там выпасаются стада нашего скота, там много другого добра, с которым нам не следует расставаться.

— Значит, военный поход? — спросил Перикл.

— Непременно военный поход, — не дал ответить Сократу Периламп.

— Да, — вздохнул Перикл. — Халкидяне захватили несколько наших военных кораблей, стоявших у них в порту, и убили всех гребцов и воинов.