Сердце старой рабыни заныло от боли. Она шла вдоль стены, один за другим задувая светильники. Наконец, когда все светильники были погашены и когда лишь лунные блики на полу нарушали мрак в покоях принца, нянька бесшумно подошла к постели принца, едва коснулась его щеки губами, а потом поспешно отошла к своей узенькой кушетке.

Потом она будет содрогаться при мысли о том, как страшно рисковала этой ночью. Но она ничего не могла с собой поделать, ничего!

— Деа! — послышался вдруг шепот. — Деа!

Деа вздрогнул.

— Таль?

Но конечно, рядом никого не было.

Принц встал с постели, вгляделся в бледные прямоугольники лунного света в окнах, выходивших на террасу. Наверное, он все же погрузился в тяжелый сон. Но он тут же вспомнил о том, что ему вовсе не приснилось, — о том, что было жестокой правдой.

Деа застонал. Голос его прозвучал глухо, равнодушно. У него уже не осталось слез. Одиночество объяло его, словно неудобный, оттягивающий плечи плащ. Он вышел на террасу, поеживаясь от предутреннего холода. Словно призрак, худощавый юноша проскользнул по террасе к белой извилистой лестнице, что вела к висячим садам на крыше. Пробравшись сквозь густые душистые кусты, он обнял ствол лимонного дерева и в отчаянии обвел взглядом благоухающие полянки, где он когда-то резвился с Талем. Луна светила тускло, и разглядеть что-либо отчетливо было нелегко, но это не имело значения. Воображение Деа дорисовывало недостающие фрагменты — куртины и клумбы, рощицы и гроты, изгибы тропинок и журчащие фонтаны.

«О Таль, Таль!»

Ночь была тиха. Даже тишайший ветерок не шевелил листву, не прикасался к стройным лозам, не извлекал более сильных ароматов из роскошных экзотических цветов. Деа почувствовал, как снова тяжелеют веки.

И вот тогда он увидел...

Это был человек. Юноша. Вернее — фигура юноши, мерцающая и переливающаяся огоньками посреди цветочных клумб.

Сердце Деа похолодело.

— Таль?

Фигура протянула руку. Она словно бы звала Деа.

Приглашала присоединиться к игре.

Багряную куртку всегда он носил,

Видать, обожал он багрянец.

В Зензане частенько встречали его,

Хотя сам он был не зензанец.

Хочешь знать, где Боб Багряный?

Правда, ты хочешь знать?

В царстве Вианы, в царстве Вианы

Надо его искать!

Эту песенку негромко напевал Бандо, и она плавно порхала над поляной в ночном лесу. Зензанец печально глядел на угасающий костер, но не пытался расшевелить угли. Время было позднее, и костер развели только для приготовления пищи. Бандо был готов в любое мгновение затоптать тлеющие головешки, чтобы ни одна предательская искорка не подпалила сухой, словно трут, дерн. Но он медлил. Прижавшись курчавыми головками к его толстому животу, рядом с Бандо мирно сопели двое его сыновей — Рэгл и Тэгл. Мальчуганы очень устали после долгого дневного перехода, и Бандо было жалко будить их. Он улыбнулся и нежно провел рукой по жестким кудряшкам Рэгла — а может быть, и Тэгла. Отец сам порой с трудом различал близняшек.

В зензанских лесах было жарко и душно. Листья повисли на ветвях, будто странные, несъедобные, зловещие плоды. Чудесное время — сезон Вианы — миновало много лун назад. В ту пору новая, только пробудившаяся жизнь украсила деревья нежно-зелеными гирляндами листвы. А теперь в разгаре был сезон Терона. Днем небо приобретало яростную синеву, а солнце безжалостно проникало в самые глухие закоулки леса. Листья и трава, цветы и лианы запылились, изнемогли от жары. С наступлением темноты зной лишь немного унимался, становился похожим на затаившегося в засаде хищника. Хоть бы грянул гром!

Хоть бы ливень пролился!

Бандо продолжал тихонько напевать и, обняв сыновей, легонько их укачивал. Какую песню он пел — это не имело особого значения. Он мог бы завести любую, но, по иронии судьбы, напевал именно народную балладу, восхвалявшую его командира. Даже здесь, в Зензане, легенда о великом разбойнике так и просилась на язык. Все быстро менялось в покоренном королевстве с тех пор, как мятежники потерпели поражение в битве при Рэксе.

Он храбро сражался с неправдой и злом

И цвета притом не менял он.

Другим в эту пору стал синий милей,

Но Боб не расстанется с алым.

Хочешь знать, где Боб Багряный?

Правда, ты хочешь знать?

В царстве Вианы, в царстве Вианы

Надо его искать!

Зензанец зевнул. По другую сторону от костра спал его товарищ. Монах, излив спутникам все свои жалобы на усталость, жару и скудную еду, наконец захрапел. А поутру он наверняка станет жаловаться на то, что его искусали комары, и причитать: когда же ему удастся наконец выспаться на мягкой постели?

Бандо часто гадал: почему их предводитель не прогонит из отряда такого никудышного, ни на что не годного бойца? «Что толку от Каплуна (так Бандо прозвал монаха)? — так порой думал он. — Он только спит да жрет. От мальчишки Вольверона, хоть он и глуп, и то пользы больше». Оставалось предполагать, что Боб Багряный отличался странной набожностью и потому эджландского монаха прогнал бы из отряда не скорее, чем жрицу Ланду.

Бандо не слишком охотно отказался от подшучивания над Монахом, хотя некоторое время и не упускал случая отметить, когда коротышка оказывался поблизости, что с наступлением сезона Короса еды станет еще меньше и что в постелях им всем скорее всего больше поспать не удастся никогда.

Но теперь Бандо больше не смеялся над тем, какими испуганными после его слов становились глаза Монаха. Грядущее, ожидавшее повстанцев, было слишком достоверным для каких-либо шуток. Зензанец невольно крепче обнял спящих детей. За себя самого он не боялся: с тех пор как Элоиза, женщина-воин, которую он безумно любил, сложила голову в жестокой борьбе, Бандо с радостью последовал бы за ней в любой день. Но судьба сыновей вселяла ужас в сердце зензанца.

Дни, которые в отряде провел Джем, — в лесах, неподалеку от замка Олтби, — стали последними счастливыми днями в жизни отряда. Как все изменилось! Джем ушел своей дорогой, и Раджал тоже. Им предстояло испытание, смысл которого Бандо даже не пытался понять. Бородач пал в бою, не стало жрицы Хары. Дольм и матушка Реа не пошли с отрядом — путь был слишком долог и тяжел для слабых, немощных стариков. А Бандо думал о том, что этот поход мог стать для повстанцев последним.

Порой — раньше с ним такого никогда не бывало — Бандо задумывался о том, по силам ли и ему теперь жизнь мятежника. Как ему хотелось вернуться в маленькую деревушку, которую он покинул давным-давно! Как бы тихо и мирно он мог жить там и растить сыновей! Но конечно, это была всего лишь сладкая, несбыточная мечта. Но нет, поздно. Бандо Рига числился в розыске как изменник, нарушивший верность королю — королю-узурпатору. Если бы синемундирники изловили его, его бы пытали, а потом казнили бы, а потом его останки вывесили бы на деревенской площади, и они висели бы там, пока от изуродованного тела Бандо не остались бы только кости. А потом кости рассыпались бы в прах. И что бы тогда стало с его маленькими сыновьями? Нет, Бандо не мог вернуться домой и жить под страхом того, что его изловят. Что бы ни уготовила ему судьба, зензанец понимал: он должен встретить свой жребий достойно и храбро. Его сыновья никогда не назовут отца трусом.