Хотя, детей оказалось немного, дальше пошли раненые. Кто-то в вагоне догадался укладывать их в простыни, и теперь принимать их из вагона и передавали дальше стало гораздо удобнее и быстрее.

Я с радистом и водителем тоже не сидели без дела. По приказу из дивизиона, пока я дежурил у рации, мой радист снял радиооборудование и переписал идентификационный номер сбитого самолета, а я записал в блокнот список вопросов для допроса, которые мне надиктовал ЧервонИй.

Через пару часов от состава пришел сержант с солдатами. Не спрашивая ничего, просто приказал ему: — Приведи в чувство эту суку, приказали допросить.

Он не говоря ни слова, сунул ей под нос открытый флакон нашатыря,она закашлялась и немного пришла в себя.Не мешало бы ей снова понюхать нашатырь, слишком уж заторможенной она выглядела. Плакала бы там, билась в рыданиях, орала, или теряла сознание , оно понятно было бы и объяснимо вполне. Но так вот сидеть недвижимо, глядя в одну точку, и не реагировать ни на что… Реакция мало предсказуемая, за ней могло последовать все, что угодно. Наконец она встрепенулась, открыла глаза, совсем маленькая слезинка блеснула у нее возле переносицы и скатилась на щеку.

Только сейчас, я сообразил: «А как допрашивать,кто язык знает?» Но неожиданно опять выручил сержант. Он заговорил с ней достаточно бойко, и она его поняла. Из ее ответа мне более-менее была понятна буквально пара слов — швайн и юде. Ну со свиньей понятно, а вот со вторым нет — сержант почти блондин и совсем на еврея не похож.

—Сержант! То что она назвала тебя свиньей это понятно, а почему она сказала что ты еврей?

—Я задал ей вопрос на идиш. Он очень похож на немецкий и поэтому она подумала что я еврей…

—А идиш, ты откуда знаешь?

—Жена еврейка, вот и выучил…

—Понятно. Ладно давай перейдем от лирики делу… Переводи! Как зовут, название части, где находится аэродром базирования? — сержант перевел.

Ожидаемо в ответ прилетела отборная брань помноженная на женскую уверенность что ее не тронут. Но я уже был не тот парень, который верит в человечность. То что я успел увидеть за сегодня сожгло внутри меня что-то важное для мирной жизни, но лишнее во время войны.

—Раздеть ее!

—Как полностью? — на меня уставились изумленные глаза сержанта.

—Только до белья…

Когда ее раздели, то эта белокурая бестия смотрела на нас с плохо срываемым торжеством.

—Можете полюбоваться идеальным телом настоящей немецкой женщины, этим вам меня не сломить унтерменши, варвары! — она и в правду выглядела красиво, но…

—Сержант переводи! — обратился я к парню. — Хорошо, я воспользуюсь советом. Но недолго. Не имея для нас ценности, и не желая пачкать себя твоей смертью отпускаем тебя, вон в ту сторону! — при этом я стволом своего автомата развернул ее голову в сторону состава. — И когда ты побежишь, мы будем громко кричать что бы эти люди помогли поймать летчицу со сбитого самолета. Но бежать за тобой не будем, у нас хватит сил только медленный шаг — очень трудный день у нас сегодня…

—Женевская конвенция не позволяет так жестоко обращаться с военнопленными!

—Фройлян, — это словно как-то само всплыло в моей памяти, — на вас нет формы, это раз. И самое главное — какая конвенция позволяет убивать гражданских?

—Нам говорили что русские варвары, и в этом я только что убедилась!

—Фо'вяц! — и сильно пнул стволом калаша между лопаток. — Фо'вяц фройлян! — Но дама застыла, даже присев немного в позе, когда боишься с пирса прыгнуть в море. Поставив переводчик огня на одиночный, в хорошем темпе сделал тройку выстрелов.Резко запахло мочей.

—Геер официр, нихт шиссен! — О!!! это я и без переводчика прекрасно понял… И практически на правильном русском: — Я могу быть полезной!!!

—Да ну? А я фройлян думаю по другому! Зачем мне вонючая и глупая баба?

—Я много знаю!

—Ну что же, попробуем в последний раз… Как зовут, название части, где находится аэродром базирования?

После такого воспитательного процесса, фройлян потекла в тридцать три струи, не считая мелких брызг. Пронзительный, душераздирающий женский крик я воспринял спокойно, без паники в душе. Звали на помощь. Подсознание, отдельно от меня, как какое-то механическое устройство отмечало отдаленные крики, голоса людей с другой стороны эшелона, щебетание птиц в саду.

Не было сомнения в том, что кричат в вагоне, стоявшем точно за нашей спиной, метрах в тридцати от нас. Оставив пленную с сержантом и водилой, через полминуты мы уже взбирались в раскрытую дверь товарного вагона. Это был классический "телятник" переоборудованный под перевозку войск.

Прямоугольник дневного света из открытого проема скупо освещал пространство между нарами. Где-то там слева стонала невидимая женщина. Привыкнув к темноте, мы разглядели в углу вагона двоих: молодую женщину, очень бледную с искаженным от страдания лицом и пацана лет десяти-двенадцати. Она лежала в углу на обрывке некогда большого и богатого одеяла, укрытая цветным покрывалом. Мальчик вытирал ей испарину с лица, и смачивал ей губы влажной тряпочкой. С опаской я включил свой трофейный фонарик, в вагоне сразу немного посветлело. Из-за огромного живота тревожно и с надеждой смотрели на нас полные страдания и боли глаза молодой женщины. Стало понятно, что если мы не поторопимся, то даже и не знаю что может произойти. Надо было срочно ей помочь. Повернувшись к рядом стоящему солдату, спросил: — Ты роды когда-то принимал?

—Нет. Я сержанта позову, может он сможет?

—Давай, только мухой, понял?! — Ответом мне было, грохот сапог. Повернувшись к мальчику, приказал: — Давай, дуй за водой, — Видя, что он еще не очень соображает,зло добавил: — Колодец у садика в голове поезда.

Пацан, схватив огромных размеров чайник рванул из вагона. В коротких промежутках между стонами и криками я узнал, что она жена кадрового командира, убежавшая из Владимира-Волынского. Женщина рожала в покинутом вагоне, а я стоял перед нею у нар, не зная, что делать, не зная, как ей помочь. Время тянулось как засахаренный мед с ложки. Я уже хотел подойти к проему «телятника», но именно в этот момент в проеме появилась голова сержанта.

—Где тебя черти носят? Тут вот-вот родит!!! Не дай бог что может случиться, вдруг…

—Лейтенант, какой на хрен вдруг? Баба всего лишь рожает.

Молча, не говоря больше ни слова, сержант аккуратно снял с женщины покрывало, откинул подол платья и начал профессионально спокойным голосом расспрашивать женщину. Повернув