«Юсса-ле-Бен славится своими пещерами. Самая знаменитая из них — бесспорно, грот Ломбрив. Он находится в довольно твердом массиве серовато-белого мела. Над гротом высится большой утес, из подножья которого вытекает река Арьеж. Специфический рельеф этой местности образован многочисленными обвалами и оползнями. Грот Ломбрив имеет широкий вход, заваленный большими и малыми глыбами различных горных пород. Грот был обитаем еще в доисторические времена; некоторые считают его местом совершения тайных ритуалов катаров».

Последние слова пробудили в Ле Биане любопытство. Он представил себе: не там ли бедная Филиппа попала в лапы своих врагов? До темноты было еще далеко, и ему захотелось своими глазами осмотреть знаменитую пещеру Ломбрив. К входу в нее вела торная дорога; иногда по ней ходил местный гид, сопровождавший туристов, желавших попасть подальше в горы. Но поскольку Ле Биан на свои вопросы никаких ответов не получал, он решил, что обойдется и без посторонней помощи. Сказано — сделано: всего через несколько минут он был уже на каменистой платформе, подводившей к гроту.

Вид оттуда открывался величественный. Ле Биан внимательно смотрел на утес прямо напротив, на другом берегу реки. Он заметил, что гроты в нем точно соответствуют входу в Ломбрив. Такое впечатлении, что тысячелетия рассекли горный массив и единую некогда пещеру разделили надвое. Войдя в просторный каменный вестибюль, историк вспомнил, что не захватил фонарик. Но тут же он вспомнил, что видел проспект, где рекламировалось электрическое освещение пещер. Теперь надо только найти выключатель, подумал он, и все будет видно как следует. Затем все случилось стремительно — так стремительно, что он и не понял, что же это было. Сначала как будто камень с глухим грохотом покатился по утесу и рухнул прямо на него. Потом он ощутил толчок в спину, потом стукнулся подбородком о большой угловатый валун. Ле Биан тут же схватился за лицо: кровь лилась потоком. Только затем он обернулся посмотреть, кто же его спас.

— Говорят же вам, что без проводника сюда не ходят! — закричал этот человек. Его звали Леон, но Ле Биан еще не знал этого. Впрочем, он его, кажется, узнал: видел в городе с туристами, которых тот водил по окрестностям. В руке у него всегда был большой деревянный посох, на голове потертый берет, и он, казалось, никогда не говорил нормально. Он всегда кричал изо всех сил, словно для кого-то на другом краю долины. Тем же голосом он и теперь поучал приезжего:

— Сколько ни тверди, что известняк обвалиться может, парижане все по-своему сделают! Вот всегда так!

— Руанцы, — уточнил Ле Биан, не отнимая руки от разбитого подбородка.

— Как-как?

— Я не парижанин, я из Руана.

— Какая разница! — парировал Леон и провел рукой по воздуху, словно отводя это возражение. — Вы, приезжие, думаете, что лучше всех все знаете. А эту гору знать надо, не бросаться, очертя голову, как коза в пасть к волку!

Пока он кричал, Ле Биан не без труда поднялся. Он достал из кармана платок, чтобы кровь не закапала рубашку, и решил кое о чем спросить проводника. Коли ему наконец-то попался такой разговорчивый, этим надо воспользоваться.

— А скажите, такие несчастные случаи здесь часто бывают?

— Нет, — ответил Леон с прежней самоуверенностью. — Даже очень редко. А вам повезло, что я тут случился, меня могло и не быть. Я тут кое-какие вещи оставил, за ними и зашел. Как увидел эту глыбу, так к вам и кинулся. А без меня вас бы в живых уж не было.

— Огромное спасибо, — ответил Ле Биан несколько рассеянно, потому что думал уже о другом. — Вы бы не были так любезны показать мне сейчас пещеру?

— Еще чего! — воскликнул Леон. — И не думайте. У меня работа стоит. Отведу вас в город, вы там перевяжете свою скверную рану. Ну, пошли!

К великому сожалению Ле Биана, ему пришлось отложить посещение грота Ломбрив. Он пошел за Леоном вниз по склону, потом они вышли на дорогу.

— Вы, должно быть, все знаете об этой пещере, — спросил историк. — Много в ней бывает посетителей?

— По сезону смотря, а вообще много, это верно, — прокричал Леон, который шел на три шага впереди. — Вообще-то первый стал сюда водить людей такой Венсан в начале века. Вот был мужик! Кузнец, а места наши знал лучше своего кармана.

— Там внутри есть рисунки?

— Никаких нет! А кости находили. Вроде, медвежьи и несколько человеческих. Одно верно: в Ломбриве издавна люди укрывались. Там внутри всяких надписей миллион. К примеру, при Наполеоне тут много дезертиров побывало!

— А катары?

— Вот оно, приехали! — закричал Леон еще громче: было видно, что он сердится. — Так я и знал: вы из тех скаженных, что приезжают сюда за каким-то кладом катаров. Все одинаковые. Да мне и говорили.

— Кто говорил?

— Да в городке-то разговоры идут, знаете ли. Одни думают, вы писатель, другие — что чокнутый, третьи — что археолог. А я сразу понял: вы охотник за сокровищами. Тут мы их, знаете ли, навидались!

— А вы не верите в разговоры про катаров? — спросил Ле Биан, не давая себя обескуражить.

— Надо же хлеб крошить, чтобы голуби слетались, — вздохнул Леон. — Я только одно скажу: найти хлеб помягче и голубей пожирнее никто так не умел, как старик Антонен.

— Как вы сказали?

— Сказал, что сказал, а больше мне сказать нечего. Ну, вот мы и спустились. Отсюда дорогу, должно быть, знаете. Всего доброго!

Антонен? Ле Биан держался рукой за подбородок, а в уме все повторял это имя. Затем ему пришла в голову другая мысль. То, что с ним произошло, случалось редко. Даже очень редко, заметил Леон, а он все знал о пещере и ее окрестностях.

Палец перевернул страницу карманной Библии в черном кожаном переплете, и тут Совершенный услышал положенное уставом постукивание по двери. Не было нужды поднимать голову, чтобы понять, кто это пришел в тот поздний час, когда Совершенный любил сидеть один с книгой. Он часто черпал, как он говорил, витальное вдохновение в чтении Нового Завета. Книгу Бытия с ее бестолковыми историями про сотворение мира и первородный грех он, напротив, полностью отвергал, не признавал за ней никакого права на существование и считал плодом дурного вымысла. Но время суток было не то, чтобы заниматься богословскими изысканиями.

— Добрый Муж, откуда удовольствие видеть тебя в столь поздний час?

— Прости меня, Совершенный, — ответил посетитель. — Я знаю, что ты не любишь, когда тебя тревожат в это время, но я имею тебе сказать нечто чрезвычайно важное.

— Что ж, говори.

— Он уцелел, — ответил Добрый Муж. Он знал, что к этим двум словам не требуется никаких пояснений.

Читавший закрыл Библию, сцепил пальцы и задумался. Он явно прежде, чем ответить, взвешивал каждое слово.

— А нам ведь этого и нужно, так? Он такого рода человек, которых такие случаи только раззадоривают.