Всю дорогу в машине Ника промолчала, упрямо отвернувшись к окну и страдая от своей неразговорчивости. Андрей, утомленный рабочим днем, тоже отмалчивался. Тишину в машине нарушали лишь иностранные баллады, тихо льющиеся из автомагнитолы. Вслушиваясь в знакомые песни, Ника с легкой грустью думала, что им с Андреем нравится одинаковая музыка. И вздрогнула, когда неожиданно (а может, и ожидаемо) зазвучала песня Duran Duran «Como Undone». «Ты помнишь?…» – чуть не спросила она, поддавшись порыву, у Андрея, но вовремя остановилась. Нет, вряд ли он помнит. У него эта баллада не ассоциируется с вечером, который для нее стал поистине волшебным.

…В тот год, когда Ника с Ольгой оканчивали школу, Андрей переходил на последний курс военного училища. Учился он не в Москве и домой приезжал лишь на каникулы. С Никой за эти четыре года его учебы в училище они виделись раза три, и то мельком. Девушка всегда немного робела перед старшим братом своей подруги. На выпускной вечер сестры Андрею удалось приехать, хоть каникулы у него еще не начались. Он досрочно сдал экзамен, а до следующего еще было время, и его отпустили на три дня в Москву на торжество. Приезд брата оказался приятным сюрпризом для взволнованной Ольги. И для Ники тоже. Она не сразу узнала в высоком статном парне в военной форме, вошедшем в актовый зал, где начиналась церемония вручения аттестатов, брата своей близкой подруги. И только когда Ольга дернула ее за рукав нарядного платья и восторженно прошептала: «Смотри, какой Андрюшка у нас красавец!» – повернула голову и… залилась краской.

Всю церемонию Ника пробыла словно во сне и даже прослушала свою фамилию. И лишь когда одноклассники со всех сторон зашикали на нее, очнулась и обнаружила, что внимание зала приковано к ней. С пунцовыми щеками и на деревянных ногах Ника под добродушный смех публики вышла за аттестатом, чувствуя себя так неловко, словно ее прилюдно раздели. Она не слышала напутственных слов директрисы, все ее мысли были заняты Андреем, который сидел в этом зале в толпе родственников и видел ее. И, может быть, улыбался, наблюдая, как ей вручают аттестат, и вместе со всеми хлопал в ладоши, поздравляя ее.

А потом была дискотека. Разогретые первым легализованным родителями спиртным одноклассники и одноклассницы залихватски отплясывали под хиты того времени и целовались по углам и во время медленных танцев. Нику тоже приглашали танцевать, но она отказывалась. Ей хотелось найти Ольгу, которая куда-то исчезла, и спросить… Спросить хоть что-нибудь об Андрее. Или просто помолчать в компании такой близкой и родной подруги, которая бы правильно поняла ее молчание и неожиданно возникшую тоску и ни о чем не стала бы расспрашивать. Но Оля куда-то пропала. Ника металась по залу среди танцующих однокашников, ходила по пустынным школьным коридорам, заглядывала в кабинеты, двери в которые не были заперты. И, устав от безуспешных поисков, уселась на подоконник на лестничной площадке между этажами и чуть не заплакала от одиночества, показавшегося особенно острым на фоне дискотечного шума, доносящегося до этого укромного уголка приглушенной волной.

Андрей сам нашел ее.

– Вот ты где! И что ты тут делаешь? У тебя же праздник!

Ника молча пожала плечами, не зная, что сказать.

– Мы тебя потеряли, и Ольга снарядила меня на поиски.

– Я тоже искала… Ольгу, – невнятно пробормотала Ника, с трудом справляясь с волнением.

Андрей почему-то засмеялся. А затем позвал:

– Пойдем лучше потанцуем.

Не дожидаясь Никиного ответа, он взял ее за руку и повел в полутемный зал, где проходила дискотека.

«…Моя безупречная мечта обрела жизнь и оболочку. Я ждал тебя…» – интимно нашептывал солист Duran Duran.

– Знаешь, а я тебя… люблю, – пролепетала, тая от сладкого голоса певца, Ника.

– Любишь? – недоверчиво засмеялся Андрей.

– Да. Как… Как брата, – спохватившись, поправилась она. И покраснела. Хорошо, что Андрей не увидел в темноте ее пунцовых щек.

– А-а, ясно, – без всякого выражения протянул он. И крепче прижал к себе обомлевшую от счастья девушку.

«…Неужели ты не можешь сделать так, чтобы все не расходилось по швам?.. Неужели я верю, что ты разбиваешь мое сердце на части?..»

– Мне нравится эта песня. А… можно я тебе буду писать?

– Можно, – усмехнулся Андрей и весело добавил: – Почему же нельзя?..

«…Это займет некоторое время и, возможно, отчасти будет преступлением, если я сейчас потерплю поражение…» – звучало на английском в тот вечер.

«…Мы постараемся не замечать ни надежду, ни страх…» – слышалось сегодня у Андрея в машине.

«…Кто тебе нужен, кого ты любишь, когда ты терпишь поражение?..» – раздавалось сейчас в Никиной квартире.

Она и правда писала ему в течение года после своего выпускного. И он исправно отвечал ей. Только напрасно Ника гадала, как на ромашке, на фразах из писем Андрея, любит ли он ее, и отыскивала скрытый между строк другой смысл его писем. Напрасно. Андрей, окончив через год училище, вернулся в Москву вместе со своей будущей женой…

От воспоминаний стало горько, как после полынной настойки. Ника прекратила бессмысленное кружение по квартире, выключила музыку и вытащила из ящика письменного стола конверт. Испытанное противоядие от непрошенных мыслей – работа. Статьей она займется завтра, а сейчас стоит перечитать, как и хотела изначально, рукопись Эдички.

Захватив конверт с собой, она отправилась на кухню, включила электрический чайник и бросила в чашку чайный пакетик. В ожидании, когда закипит вода, взяла первый лист, тот, на котором был написан адрес Акулины.

«… – Не бойся…

Голос стал более различимым. Мальчик приоткрыл глаза и увидел старца, лицо которого было настолько испещрено морщинами, что напоминало высохшую кору многовекового пня. Однако пальцы старика, ощупывающие мальчика, оказались ловкими и живыми, будто у молодого. От них исходило приятное успокаивающее тепло, и мальчик, доверившись их бережным прикосновениям, закрыл глаза.

– Жив-то, и ладно, а остальное поправим, – приговаривал старик, укутывая замерзшее тело ребенка в какое-то тряпье. – Обмерз… Сколько же ты в снегу пролежал?

Мальчик почувствовал, что его подхватили и куда-то понесли. Руки у деда, как и пальцы, оказались сильными и молодыми.

По дороге старик бормотал себе под нос, гадая, каким образом мальчуган мог оказаться в безлюдном месте, на окраине леса, в сугробе. Мальчику хотелось рассказать, что его выгнала из дома мачеха, что шел он в город, но в пути сбился с дороги, проголодался и замерз; но он оказался настолько обессиленным, что не смог издать ни звука. Сквозь полуприкрытые веки он видел холодные звезды, казавшиеся на черном бархате ночного неба крупными серебряными монетами, а половинка месяца напоминала желанную горбушку хлеба. Это были последние мысли мальчика перед тем, как он вновь ушел в глубокое и долгое забытье. И уже не видел, как старик внес его в избу, одиноко стоявшую на краю заснеженного поля.