– Что планируешь делать? Кровать свою заберёшь? Ты же её купил всего полтора месяца назад. Может, продашь? Для тебя она большая, полуторная, а для меня как раз будет.

– Я подумаю. А что касается планов, пойду к зданию Минского НКВД. Хочу заявление написать на Филатова и Демидова.

Я уже узнал фамилию парторга, табличка на дверях была. Комсорг от моих слов выпучил глаза и выдавил сипло:

– Зачем?!

– Ты думаешь, я от свадьбы и от всех благ отказался, потому что Нюрка страшная, как всемирный грех? Или отомстить хочу? Нет, тут другое. Когда мы все вместе в баньке сидели, в парной, и о политике говорили, я многое услышал. Выпившие они были, языки не держали. Враги они, хаяли всех, самого товарища Сталина тоже. Я рассказать хотел, да не успел: в больницу на следующий день попал. Вот и думаю: это случайность, или они испугались и убить меня решили, когда поняли, что сдам их?

Оставив комсорга обдумывать сказанное мной, я зашёл в кассу и получил то, что мне причиталось. Вышло немало, почти двести рублей. Зарплата командира РККА, как сказала кассирша, а у тех очень высокие зарплаты. Убрав деньги в карман и помахивая портфелем, я направился к выходу. Девчата в бухгалтерии мне тоже посочувствовали, и от них я узнал, что, оказывается, делю комнату с ещё тремя работниками завода.

Добравшись до общежития, которое было рядом, на соседней улице, я вошёл. На входе меня встретила сторожиха, бабка, осведомилась о самочувствии и отправила меня к коменданту, а та выдала приказ на выселение меня из комнаты. Приказ сверху. Жаль, я хотел тут хотя бы одну ночь переночевать, чтобы освоиться. Однако ничего. Ключ я внизу взял и направился к комнате. Где она находится, сторожиха указала, когда я, смущённо улыбаясь, признался, что от травмы немного забылся и не знаю, куда идти. Открыл, вошёл, комната была пустая. Осмотревшись, подошёл к своей кровати. Она одна тут полуторная, дорого смотрелась, панцирная, с никелированными спинками, две подушки, постельное бельё, покрывало с рисунком. Это точно моя, спасибо комсоргу. Подумав, убрал её в Хранилище, пригодится. Был ещё шкаф, уверен, что там вещи Максима тоже были, однако какие именно, я не знал. К счастью, скрипнула, открываясь, дверь, и в комнату вошёл незнакомый парень. Осмотревшись, он удивлённо протянул:

– Ты уже кровать вынес? Быстро. Кстати, здарова. Как рана?

– Привет, – поручковался я с парнем. – Нормально. Слушай, меня из общежития вышвырнули, помоги собрать мои вещи, чтобы я чужого не прихватил. А то после травмы в голове всё перепуталось.

– Легко.

В шкафу действительно были вещи Максима. Я взял простыню, а то у него даже чемоданчика не было, один портфель, и тот уже у меня в Хранилище был, и стал складывать вещи. В шкафу были запасной комплект постельного белья, туфли, два комплекта нательного белья и лёгкий летний белый костюм. В него я и переоделся, а остальное в узел из простыни убрал. Кроме этого у Максима, а теперь и у меня, были свои тарелка, кружка, вилка с ложками и чайник, их я тоже забрал. Сковорода и кастрюли другим принадлежали. Моими оказались также два полотенца, расчёска, настольное зеркальце, бритвенные принадлежности и два куска мыла. Вот зубной щётки и пасты не было. Похоже, чисткой зубов Максим не заморачивался. Сосед выскочил на кухню, кастрюлю поставить, он на обед пришёл. А я в это время убрал всё в Хранилище.

– Уже унёс вещи? – спросил тот, возвращаясь.

– Угу.

На этом мы и попрощались. А на выходе из общежития меня перехватил запыхавшийся парторг. Ага, дошла до него информация. Я был уверен, что новый комсорг меня ему сольёт, парторг ставил на эту должность своих людей, Максим тоже своим был. Интересно, Нюрка тоже перешла к нему, как и должность? Если так, заранее сочувствую.

– Ты что творишь?! – зло зашипел на меня парторг.

Быстро осмотревшись (народ к общежитию на обед стягивался, хотя вроде своя столовая у завода была) и ухватив меня за рукав, потащил в сторону, я не сопротивлялся.

Когда мы отошли за угол общежития, он зло спросил:

– Как это понимать?

– То, что вы враги? О, для меня это тоже оказалось сюрпризом. Я услышал от вас и гражданина Филатова столько ругательств в адрес правительства и самого товарища Сталина (и готов подтвердить это в суде), что просто не понимаю, как вы ещё на свободе ходите. Это надо исправить. Я собирался сообщить об этом, вы узнали и пытались меня убить. Не получилось. Думаю, следователи НКВД будут рады такому заявлению.

– Что ты хочешь? – после недолгого раздумья спросил парторг.

Внутренне порадовавшись, что мои предположения и идеи верны, я ответил:

– То, что вы порвали мои документы, я считаю неправильным. Верните мне их. Мой комсомольский билет и партбилет.

– У тебя были корочки стажёра, – хмуро буркнул он.

– Были корочки стажёра, а станут настоящим партбилетом.

– А ты не обнаглел?

– Как вы ко мне, так и я к вам, – пожал я плечами.

– Два дня.

– Сегодня, – поставил я условие. – И чтобы во все списки и архивы мои документы внесены были.

– В шесть часов в парке, у фонтана, – сказал как отрубил парторг и, развернувшись на каблуках, ушёл быстрым шагом.

Я же, весело насвистывая, отправился искать, где можно было бы поесть, уже хотелось, время-то обеденное. Что там завтрак в больнице? Пролетел, я и не заметил. Нашёл столовую, № 6. Хм, как у больницы номер. Полна была, но найти свободное место за одним из столиков мне удалось. Тут много заводских было, спрашивали, как мои дела, как рана… В общем, пообщался. Купил я тарелку борща с ложкой сметаны, четыре куска хлеба, на второе – гречку с котлеткой и подливой, ну и компот. Так, общаясь с заводчанами, я и поел. А перед уходом, незаметно достав свою тарелку, попросил продать котлеток, они тут на удивление вкусными были. Полную тарелку мне наложили, в кружку налили подливы, а в чайник – компоту. Я незаметно убрал всё в Хранилище. Хочу узнать, остынут они, пока там находятся, или нет.

Потом прогулялся до продовольственного магазина, сбоку ещё был отдельный вход в магазин хозтоваров. Деньги у меня были: помимо тех двухсот ещё триста я обнаружил в шкафу, на полке под постельным бельём, в шкатулке, запертой на ключ. Ключ к ней был на связке, которая нашлась в портфеле, на связке и было всего два ключа: от шкатулки и от комнаты. В шкатулке я также обнаружил паспорт, свидетельство о рождении, аттестат об окончании десяти классов и водительское удостоверение.

Оказалось, Максим сдал на права, мог управлять мотоциклом, автомашиной и трактором. Уверен, комсомольский билет и стажёрский тут же хранились, но парторг их забрал. Или новому комсоргу поручил, а тот взял ключ и открыл… Хм, и без моего разрешения. Запомним. В шкатулке я также нашел несколько фотографий: общую фотографию выпуска детдома и фото для документов, их было четыре, но два я отдал парторгу, два остались. А ещё два обручальных кольца лежали в коробочке. Больше ничего не было. Ладно, с этим после разберусь, а сейчас займёмся покупками, пока всё есть, и недорого, и война не началась. Хранилище имеется, будем заполнять.