название здешнему графству — Бонуа. Но местная династия не уцелела, сам город стоял в стороне от судоходных рек, и из-за этого оказался не включен в международную торговлю.

В итоге тамошние жители могли не платить никаких налогов, кроме как на содержание собственных стен и стражи, но все равно прозябали в нищете и еле-еле сводили концы с концами, закупаясь всем необходимым только при посредничестве наших торговцев. Вынужденные оплачивать и их наценки.

На лицо тут был и «картельный сговор», и злоупотребление привилегированным положением на рынке, и вообще все что хотите, но окружающее воспринимали это с пониманием. И пусть в «большом» Боне наших не любили, а любой поход в их кабаки непременно заканчивался дракой, но в целом — происходящее преступлением не считалось.

Был бы какой-нибудь уважаемый внешний арбитр, например, уцелей местный граф, он бы мог придумать приемлемый вариант, чтобы немного перераспределить прибыли, но ему не повезло, а поверить в ситуацию, чтобы наш магистрат вдруг решил отнять у наших же купцов весомую часть прибыли — было и вовсе невозможно. Да ни кто и не ждал такого…

В общем, река Сона примыкала к городу с юга, была она не только кормилицей, но и поилицей, и сейчас был тот короткий момент в течение дня, когда большая часть уличной активности сосредоточилась именно там, на берегу.

Об этом же однозначно сообщали и соответствующие звуки.

Птица, по зимнему времени, получала свою пайку воды или снега прямо там, где жила. Поэтому к реке гоняли преимущественно коров, коз и овец. У семей побогаче — были еще и кони, но таких даже в небедном купеческом анклаве набиралось маловато.

Да что там говорить: даже рабочая лошадка считалась тварью дорогой и требующей особого ухода. В памяти тут же всплыли воспоминания, в которых Дирк просто переполнялся гордостью, когда вот в такие дни отправлялся верхом поить своих коней.

Действительно, один-два жеребца и пара кобыл, всегда были в семье…

«…Интересно, а за какие шиши мы так жили? — поначалу мысль проскочила по самому краю сознания, но неожиданно заинтересовала. — А ведь, правда, мы же сами не торговали, земли было только чтоб вырастить еду, да и скота не так чтобы много… Откуда же верховые кони, да и все остальное благополучие…»

Ответа у Дирка не было, и меня стала одолевать мысль, что здесь скрывается какая-то очень важная тайна.

— О, смотрите, недоеденный тварями ублюдок вылез! Я же говорил, что он уже не первый день тут ковыляет…

Увлеченный своими интригующими размышлениями, я прозевал появление новых действующих лиц. Напротив меня стояла компания молодежи, собранная большей частью из соседей, но не только.

Успевшему дожить до сорока Александру Валентиновичу не пришло бы и в голову переживать о такой встрече, а вот юный Теодорих оказывается, подобное — хорошо помнил. Хотя хорошего в них, как раз ничего и не было.

В отличие от большинства ровесников у него был дядюшка, который целенаправленно готовил парня «кормиться с меча». Из-за этого, не смотря на врожденное добродушие, один на один Дирк мог быть уверен в своей победе. Но, к сожалению, именно такой вариант ему в последние пару лет больше и не предлагали…

Мысль отхватить от каких-то сопляков до глубины души оскорбила.

Наверное, поэтому я и поступил в несвойственной ни мне, ни Дирку манере. Решил, фактически сам вызвать их на драку, не смотря на то, что и ходил-то с трудом. Какую-никакую уверенность, придавала клюка — не очень ровный, но массивный и крепкий кусок тиса, длинной больше метра, с которым я в последнее дни не расставался. Правда, по другим причинам, но он мог пригодиться и здесь.

— Если ты, кусок собачьего навоза не попросишь за свои слова прощения, я клянусь тебе, что в первый же торговый день в присутствии горожан вызову тебя на смертный бой, за оскорбление памяти моей покойной матушки! — искренняя злоба и желание убивать немного испугали даже меня самого.

Один из сыновей наших ближайших соседей, как раз и ляпнувший услышанную мной фразу, точно ничего такого не ожидал. Рослый, довольно крепкий, и в целом неглупый 16-летний парень, неизвестно почему до сих пор не женатый, конечно же, не планировал доводить дело до крови. Максимум — немного попинать задаваку соседа, у которого даже отца не было, но зато был самый настоящий боевой конь.

Сначала он просто удивился перемене во мне — Дирк такого себе действительно не позволял. А потом он осознал, что нам с ним больше 12 лет (возраста юридической дееспособности — прим.) и откровенно струхнул.

Парень, естественно, ни в чем не был уверен, но на его, далекий от юридического крючкотворства взгляд, разрешение на такой поединок вполне могло быть получено. А уж то, что Дирк владел мечом, или как минимум его учили этому — это ведь и была одна из причин, почему остальные ровесники его не любили.

Усугублять конфликт при совершенно реальной возможности огрести и умереть, он бы сейчас ни за что не решился. Но и вот так откровенно сдать назад — это было унижением, от которого не отмыться. По крайней мере, сам-то он в этом не сомневался. Не понимая как быть, растерянный сосед замолчал с испуганно выпученными глазами, всем своим видом прося остальных о помощи, и сообщая, мол как же так-то…

Будь всем участникам этого разговора и впрямь по столько лет, на сколько они выглядели — быть беде. Но болтуну повезло.

Воспоминания Дирка и впрямь последнее время ощущались как свои, но Дирком я все-таки не был. Удивленный не меньше соседа, я искренне наслаждался своей речью, смаковал каждый глоток той искренней ярости, которая из меня буквально фонтанировала, но головы не потерял.

Рассмотрев, что кажется здесь тупик, и никто мне вызов не бросит, я переключил свое внимание на еще одного члена «веселой» (сейчас, правда, не очень) компании. На этот раз на острие критики попал один из моих родственников.

— А ты, — фактически прорычал я, — ты же моя родня! Как мог ты не поставить на место человека, что порочит память сестры твоего отца? Чтобы и кто не думал, но оскорбляют твою родню — значит, порочат и тебя лично! Что может быть позорней, чем отмолчаться в такой момент… или вовсе одобрять сказанное? — тут я совершенно театрально добавил в голос подозрительности. — Может быть недаром ходят слухи, что это вы ограбили мой дом, пока мы с Жаном мучились от ран? — ткнул я обвиняющее в двоюродного братца, обалдевшего не меньше соседа. — И где мой конь? В драке, в которой наставник отбил меня у тварей, он уцелел…

Сообразив, что сейчас и впрямь поносят его самого и семью, при том очень реалистично, и отмыться от такого тоже будет непросто, а батя еще и добавит, если промолчать (подтвердив обвинение), тот взвыл:

— Отец заплатил почти полтора «ливра» за ваше лечение, кто их вернет ему, вот мы и…

— Увести животное из дома свободного человека, можно только по решению суда иди при грабеже! Если он потратился — вы получите свои деньги, — перебил я парня, не дав оправдаться.

Еще и подлил в голос максимум доступного мне презрения, после чего пришел к выводу, что тема исчерпана и решил закругляться.