Ее сумка невинно стояла внутри. Гэвин запрыгнул на водительское сиденье, завел внедорожник и направился в сторону автострады.

Грейс взглянула на сумку и снова посмотрела на водительское сиденье, ее щеки горели.

– Обещаю, я не буду смотреть, – сказал он, и их глаза встретились в зеркале заднего вида.

– Лжец, – ответила она.

Он сощурил глаза в улыбке, прежде чем перевести взгляд на дорогу.

– Мама воспитала меня джентльменом, чтобы ты знала.

– Поверю, когда сама увижу. – Грейс открыла сумку, достала юбку и слегка мятую блузку цвета индиго.

Не отводя глаз от зеркала заднего вида, чтобы точно быть уверенной, что Гэвин действительно джентльмен, она задрала длинный подол вечернего платья и принялась натягивать под него юбку-карандаш, которую только что достала из сумки.

К сожалению, это было самой простой, наименее откровенной частью ее схемы по быстрой смене одежды. Она расстегнула боковую молнию на платье и потянулась назад, за голову, к серебряным пуговкам на горловине. Внедорожник остановился на светофоре, и у Грейс пересохло в горле, когда она подняла глаза и увидела, что Гэвин пристально смотрит прямо на нее.

Она выгнула бровь.

– Как насчет того, чтобы быть джентльменом, Уолкер?

В его глазах блеснуло обещание, и она почувствовала, как стянуло ее кожу.

– С тобой это трудно, Синклер, – произнес он сдавленным голосом.

Все еще смотря ему в глаза, она потянула за ленту, на которой держалось ее платье. Это был молчаливый вызов: «Действительно ли ты такой, как ты говоришь? Или же ты тот, кем я тебя считаю?»

В ту самую секунду, как серебристая ткань соскользнула с ее груди, он перевел взгляд на дорогу. Он прочистил горло, и Грейс видела, как его пальцы сжали руль – с силой.

Она улыбнулась про себя, натянула блузку и спустила платье ниже – на талию, а затем на пол внедорожника.

Приведя одежду в порядок, она дождалась следующего светофора и перебралась с заднего сиденья вперед.

– Итак, введешь ли ты меня в курс дела? – спросила она, закалывая прядь волос, выбившуюся из прически.

– Харрисон почти не сообщил мне никаких деталей, – сказал Гэвин, когда они подъехали к съезду на шоссе. – В последнем сообщении было что-то про снайперскую атаку.

Грейс нахмурилась, увидев адрес на навигаторе.

– В китайском ресторане?

Гэвин пожал плечами.

– Странности случаются.

– Сколько пострадавших? – спросила Грейс.

– Один.

Она еще сильнее вздернула бровь. Как правило, снайперы наносят больший вред. Им нравится творить хаос, доводить людей до предела, всего несколькими пулями вызывать массовую панику.

Они ехали в тишине, текли минуты, пока наконец Гэвин не прервал молчание:

– Что думает твоя большая умная профайлерская голова? – спросил Гэвин.

Грейс посмотрела на него в упор, ей не понравился его тон.

– Что? – спросил он.

– Я понимаю, что ты пришел сюда с полицейской службы, суть которой – чутье, работа ищейки, но ты больше не детектив. Теперь ты играешь по-крупному. И самый крупный игрок в команде Пола – я. Тебе стоит помнить об этом.

Гэвин присвистнул.

– Это угроза?

– Дружеский совет, – ответила Грейс. – Пол никогда бы не нанял тебя, если бы у тебя не было нужных качеств. Но работа в команде, такой как наша, подразумевает уважение к особенностям и работе друг друга.

– То есть ты считаешь, я тебя не уважаю, – сказал Гэвин, включив поворотники и сменив полосу. Скоро должен был быть их поворот.

– Я знаю, что ты не уважаешь то, что я делаю, – сказала Грейс.

– Ты ошибаешься, – просто ответил он.

Это поразило ее. Она ожидала более сильного протеста с его стороны, чего-то вроде громкого мужского пустословия. Он же спокойно свернул с шоссе и выехал на главную улицу Колледж-парка.

Cиние и красные огни становились все ярче по мере того, как они подъезжали к полицейскому оцеплению. Гэвин мельком показал удостоверение стоящему перед ними полицейскому офицеру, тот махнул, пропуская их.

Грейс потянулась было к ручке двери, но его голос остановил ее. Она обернулась.

– Я уважаю то, что ты делаешь, Грейс. Я работаю иначе, я смотрю на вещи иначе. Но я уважаю это.

Она посмотрела на него, ища малейшую тень неискренности на его лице или в его голосе.

– Но ты не уважаешь то, что делаю я, – продолжал он. – Ты произнесла «чутье» так, будто это дурное слово. Это не очень-то вежливо.

И вот снова. Это проклятое подтрунивание в его голосе. Это раздражало ее. Это выводило ее из себя.

Это заставляло ее… хотеть всякого.

Она смерила его взглядом, медленно, неторопливо. И посмотрела в его глаза, в них было столько страсти, они горели, отражая свет сигнальных огней полицейских машин.

– Сделай что-нибудь, заслуживающее моего уважения, и тогда я буду уважать тебя.

Не говоря больше ни слова, она открыла дверцу машины и зашагала в сторону места преступления.

Гэвин смотрел, как она царственной походкой пересекает стоянку.

Грейс Синклер была живой головоломкой. Такая красивая, она могла получить все, что только пожелает, лишь похлопав ресницами. Но вместо этого она превратила свою красоту в оружие, умело используя ее, чтобы внушать людям ложное чувство безопасности. Мужчина беззащитен перед такой женщиной.

Боже, было истинным мучением следить за дорогой, пока она переодевалась на заднем сиденье. Он слышал, как шуршала ткань, касаясь ее кожи, мучительный звук расстегивающейся молнии. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы сдержаться и не обернуться. Чтобы не остановить чертов внедорожник и не перелезть к ней на заднее сиденье.

И она знала это. Конечно, знала. Она знала все.

Он не шутил, когда упомянул ее большой и опасный профайлерский ум. Грейс была невероятно умна, но ее образ мысли был непостижим для него. В пустыне он научился полагаться в первую очередь на чутье и инстинкты, потому что в мире шпионов это зачастую было единственным, чему он мог доверять. Для него мир делился на черное и белое: они и мы. Плохое и хорошее. Правильное и неправильное.

Но Грейс смотрела на все иначе. Она видела оттенки и полутона. Она видела корень зла. Бесконечно пытливая и бесстрашная, она, не останавливаясь, искала его. День за днем она влезала в шкуру преступников, и он изумлялся, что эта тьма не наложила на нее свой отпечаток.

– Ты идешь? – звук ее голоса прервал мысли Гэвина. Она остановилась, обернувшись, метрах в десяти от него.