Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чарли приезжает в разное время, тут особо не на что рассчитывать, поздним утром или ближе к вечеру, но обычно несколько раз в неделю, всегда улыбаясь и редко без подарка. Летом это может быть поношенная бейсболка, полная ежевики. Зимой он сажает в кашпо у нашей входной двери анютины глазки. В двух кварталах отсюда есть питомник, и мы думаем, что Чарли щиплет цветы ночью, когда единственная преграда между ним и грядками ярких анютиных глазок – это пять футов сетчатого забора. Похоже, ему нравятся желтые с темно-фиолетовыми глазами, те самые, что по совпадению, вечно в дефиците на длинных деревянных столах питомника.
Он вошел, улыбаясь, в маленьком шлеме, скособоченном на макушке, и в очках в толстой оправе, которые он носит, подтолкнув их до самых бровей. На нем была форма курьера – шорты, футболка с вышитой на ней эмблемой, короткие белые носки. Тело худощавое и сильное. Мускулы на ногах говорили о том, что Чарли своего рода спортсмен. Но то, как он держал голову, как время от времени подергивался, как временами смотрел, разинув рот, на что-то, что, видимо, приковывало его внимание, все это наводило на мысль о том, что с бедным Чарли что-то очень даже не так.
Он протянул свою перевернутую бейсболку и произнес:
– Фиги. – Слишком громко, но зато так невнятно, что это прозвучало, скорее, как «флики». – Ты любишь флики, Кей? Нил, тебе они нравятся?
– Свежие флики? – спросил Нил. – Круто. Где ты их стибрил?
Чарли указал на дверь.
– С гребаного дерева, – сказал он, явно довольный собой. Нил расхохотался и одобрительно похлопал в ладоши. Он усердно учил Чарли ругаться.
Я укоризненно посмотрела на Нила.
– У моих родителей во дворе растет фиговое дерево, Чарли, – сказала я. – Хочешь посмотреть, как они их едят? – Я открыла холодильник и нашла упаковку итальянского сливочного сыра. Мы с Нилом ели его со всем, что у нас было – от побегов сельдерея до бутербродов. – Ты умеешь обращаться с ножом, Чарли? Можешь разрезать их пополам?
Чарли кивнул.
– Я умею ножом чистить рыбу.
– Вот это да, – сказала я и натерла на маскарпоне чуточку апельсиновой цедры, а затем добавила немного меда. Чарли осторожно окунул чайную ложку в мед и капнул на каждую фигу, как и следовало. Я последовала его примеру, но только взяв примерно вдвое меньше шоколадно-ореховой пасты. Мы на секунду застыли на месте, любуясь нашим кулинарным шедевром.
– Черт, как же красиво! – сказал Чарли.
– Обещаю, они тебе понравятся, – сказала я.
– Ты держишь свои обещания, Кей? – спросил Чарли и сунул в рот фигу.
Я задумалась.
– Не всегда, Чарли. Но сейчас я стараюсь.
Нил налил себе новую кружку кофе и присоединился к нам за столом. Чарли потянулся к тарелке и взял еще одну фигу.
– До чего же хороши! А почему тебя зовут Кей?
– Имя моего деда было Кей.
– Но у тебя нет семьи.
Не помню, чтобы я когда-нибудь рассказывала Чарли о своем детстве, но зато я вспомнила тот день, когда мне хватило смелости спросить о его прошлом. Возможно, я тогда что-то сказала.
– У меня есть семья. Просто ее не было с самого начала. Семья, которая у меня есть сейчас, не стала менять мое имя.
– Это хорошо. Это хорошее имя, – пробормотал Чарли и предплечьем вытер с уголка рта сливочный сыр и шоколад. – К тому же это все, что у тебя было твоим, верно?
Я потянулась через стол и положила руку на руку Чарли.
– Ты довольно толковый парень. Ты это знаешь?
– Ага, – ответил он. – Я очень быстро чищу рыбу.
Глава 5
Дверь открылась, и по лучу утреннего света внутрь вошел лейтенант Аарон Раузер – и чуть не столкнулся с Чарли.
– Чарли, как дела? – спросил он и поднял руку. Чарли слишком громко рассмеялся и дал Раузеру «пятюню».
– Мне пора на работу, мистер Мэн. Кстати, Кей умеет готовить, – добавил он и ушел без дальнейших объяснений.
– Понятно, – сказал Раузер, а затем полушепотом добавил: – Даже не верится, что он занимался чем-то биомедицинским. Бедняга…
– Я слышал, будто он инженер, но никогда в это не верил, – сказал Нил и выглянул наружу, чтобы убедиться, что Чарли ушел. – Просто считал его умственно отсталым.
Раузер усмехнулся, а я сказала:
– Невероятная бестактность, даже для вас двоих.
– Как угодно, – сказал Нил и вернулся с кружкой к своему столу.
Раузер направился на кухню, где у нас почти всегда был свежий кофе. Нил практически живет на нем. А иногда, когда у него поистине щедрое настроение, он готовит нам с Раузером капучино. Сам Нил предпочитает по утрам что-нибудь темное, в основном «Кафе Бустело». Днем зимой он любит приятный и мягкий «Ямайский голубой», а в жаркие летние дни – кубинский холодного отжима со льдом, сливками и сахаром. Он прерывает меня, когда моя нога начинает трястись.
Но Раузер здесь сегодня по иной причине. У него явно что-то на уме. Мне было видно, как он, размешивая сливки в кофе, задумчиво жевал нижнюю губу. Он хорошо выглядел без куртки: наплечная кобура поверх черной футболки, бицепсы плотно обтянуты короткими рукавами, серые брюки. Пока он не смотрел, я воспользовался моментом, чтобы полюбоваться им. У Раузера было, так сказать, несколько неровностей во внешности, но в целом он красивый парень, если вас устраивает зашкаливающий уровень тестостерона. Он из тех мужиков, которые каждое утро вынуждены бриться до самых ключиц. Он, скорее, Томми Ли Джонс, чем Ричард Гир; скорее, Джейк Джилленхол, чем Брэд Питт.
Кухня, где стоял Раузер, на самом деле была просто уголком переоборудованного склада, со всей необходимой техникой, раковиной, столешницами из красного мрамора, без стен и перегородок. Увидев на столе пару оставшихся фиг, он взглянул