Таинство рукоположения ни в коей мере нельзя назвать прерогативой христианства. Вне зависимости от вероисповедания существуют люди, жизнь которых посвящена исключительно служению Божеству. Это могут быть духовные наставники, облеченные правом воспитывать и обучать, а могут быть и те, кто посвящен в сан с соблюдением всех необходимых ритуалов.

В самом традиционном смысле христианское рукоположение в сан священника — это тайное действо, предназначенное исключительно для посвященных, которое открывает для избранных способность воспринимать явления более высокого уровня, острее, чем простой смертный, чувствовать Господа и лучше служить Ему.

Нам известны два случая рукоположения Дерини (Камбера и Арилана), а также некоторые свидетельства и относительно третьего — Дункана. Описаний того, как проходило посвящение в сан Дункана, нет, но церемония наверняка включала элементы магии Дерини, если не внешнего, то, по крайней мере, внутреннего порядка. Это подтверждается и тем, что несколько лет спустя, в час, предшествующий его посвящению в епископы, ему открывается то, что так сильно беспокоит Моргана, когда он размышляет, не сохранить ли свое защитное поле во время обряда, чтобы избежать тяжелых и мучительных воспоминаний, связанных с кольцом замученного епископа Истелина.

— Ты хочешь, чтобы твое посвящение в епископы прошло именно так? — тихо спросил его Морган. — Вспомни твое рукоположение в священники… Боже, я никогда не смогу забыть этого. Ты действительно хочешь оградить себя от воздействия этой магии, Дункан?

(«Сын епископа»)

Пока мы можем лишь догадываться, что именно должен был испытать на себе Дункан, хотя, в общем, нет сомнений, что это воздействие достаточно сильное, чтобы затронуть и Моргана (и если бы присутствовал кто-нибудь еще, Дункан наверняка выдал бы себя как Дерини). Вероятно, чувство, которое испытывает Дункан, было сродни тому, что испытал Камбер, находясь в руках Энскома Тревасского. Хотя обстоятельства и предписывают, что посвящение в сан Камбера должно быть тайным и скромным, присутствовать на котором могли лишь Джорем, Ивейн и Райс, Энском сумел открыть Камберу весь потенциал обряда рукоположения во всех измерениях, воспринимаемых адептами уровня Камбера.

Обряд, проведенный Энскомом, был намного древнее заменившего его ритуала рукоположения, возраст которого не превышает двенадцать веков. Отличавшийся внешне от обряда заклятия места Дерини (в основных точках восьмиугольной часовни были расставлены визуальные ключи — свечи по четырем углам) он вряд ли мог насторожить даже самого консервативного епископа наших дней. Однако то, что происходило в душе рукополагаемого, хоть и было известно лишь ему, наверняка ни в какое сравнение не шло с обычной церковной процедурой. Для Дерини эта церемония, казалось, имела большее значение, чем для людей, которых посвящали в сан, так как Дерини обладают способностью обострять свои чувства до предела.

Посвящение Камбера в сан и есть как раз тот случай. И освящение, и сама месса, включившая в себя обряд рукоположения, помогали ему войти в то состояние измененного сознания, в котором он мог бы открыть свою душу Божеству как можно шире. Повторение молитв подобно мантре помогает ему еще больше погрузиться в себя. Таким образом, к тому времени, когда он преклоняет колени перед Энскомом, он уже ощущает то, к чему готовился.

Камбер задержал дыхание и стал медленно выдыхать воздух в то время, когда руки Энскома были подняты над его головой. То было таинство возложения рук — суть посвящения в сан. Он позволил покровам, защищавшим его, пасть, открываясь таким образом для восприятия, чтобы ощутить Силы Созидания, идущие через Энскома и Джорема.

— О, Повелитель Духов, что сотворил меня, Твой слуга Энском, орудие воли Твоей и проводник силы Твоей, в согласии с правом апостольского наследия, преходящего непрерывной чередой возложением рук, ныне предоставляю Тебе слугу Твоего, Камбера Кайрила, чтобы стал он священником Твоим.

Руки, сосредоточия всего, мягко опустились на голову Камбера, и он ощутил легкое покалывание, чистый поток энергии, окруживший его мозг. Его первым порывом было бежать, закрыться, поднять все мосты, скрыться от вселяющей благоговение Силы, чей потенциал он уже смог ощутить. Но он не посмел.

Он почувствовал, как еще чья-то рука ласково коснулась его головы, и узнал прохладное и мягкое прикосновение Джорема к его сознанию. Заставив себя расслабиться и остаться открытым, успокоенный присутствием Джорема, он закрыл глаза и сделал глубокий выдох, подчиняясь всему, что могло произойти. Энском продолжал говорить, и он ощутил, как спадает напряжение.

— Accipite spiritum quorum remiseris… Прими Дух Святой, Чьи грехи ты простишь.

Он говорил еще и еще, но Камбер перестал понимать смысл слов, сосредоточив внимание на тех ощущениях, которые даровали ему руки Энскома и Джорема. Он почувствовал, как мозг постепенно наполняется и насыщается чем-то могущественным, внушающим такое благоговение, что ничто не могло избегнуть его требовательного прикосновения.

Он перестал слышать и осознал, что ничего не видит, но не мог открыть глаза, чтобы удостовериться, что это так, и сберечь свою земную жизнь.

Потом ощущения тела перестали что бы то ни было для него значить. Осталось лишь сознание и нечто большее, сосредоточившееся в светлой сияющей точке, омываемой и погружаемой в золотое сияние, покойное и очаровывающее, не похожее ни на что, что когда-либо прежде он испытывал или воображал, что испытывает.

Больше не было страха. Его поглотило чувство покоя и радости, чувство, что он остался один на один с тем, что есть, будет и когда-то было.

Он расправил радужные крылья и воспарил на них, радуясь, что есть нечто большее, чем быть простым смертным, и нечто большее, чем земное существование, что, когда его человеческое тело умрет, какую бы личину оно ни носило, он, сущность его, останется, будет расти и стремиться к вечности.

В одно мгновение он увидел свою прошлую жизнь, прошлые жизни, в трепещущих, текучих, как ртуть, проблесках, мгновенно исчезающих из памяти. Затем перед ним предстало его настоящее, словно он наблюдал за своим телом откуда-то с высоты: голова, испускающая свет, склонилась под освящающими руками, чьи прикосновения были нежными и неумолимыми.

На миг промелькнула мысль, что, наверное, ему привиделось все это, и его разум согласился с этим. Однако другая часть его отвергла эту мысль еще до того, как она смогла принять отчетливую форму.

Но разве в это мгновение хоть сколько-нибудь важно, явь это или видение, порожденное тоской и стремлениями его души? Ни один из простых смертных не может и надеяться ощутить Сознание Божие во всех его гранях.

Смертный способен лишь уловить мимолетный след тени Вечного, если только на его долю выпадет такая счастливая случайность. Теперь же, когда он отдал на суд Божий все свои недостатки и достоинства человека и Дерини, не был ли он как никогда близок к тому, чтобы коснуться той Силы, управляющей вращением Вселенной?