Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время я не понимала, что речь идет обо мне. Наверное, у меня случился шок, полностью парализовавший умственную деятельность. Осознание планов продюсера вдруг вызвало нестерпимое желание ворваться в эту комнату и выбить его дурацкие белоснежные зубы. Но я быстро совладала с собой и в ту же секунду поняла: надо бежать, и плевать на Николаса, прочь отсюда, срочно, быстрее.
Вот только удрать у меня не получилось. Слава неожиданно резко распахнул дверь и рывком втянул меня внутрь…
* * *
Он бросил меня на пол, как котенка. Я невольно прижала сумку с техникой к груди, успела уберечь ее от удара, но сильно саданулась локтем и коленкой.
Постанывая от боли, я не отрывала глаз от искаженного яростью лица продюсера. Какой выразительный мог бы получиться кадр – испепеляющий взгляд, четко очерченные морщины на загорелом лице и при этом дурацкая улыбочка. Впрочем, я явно больная на всю голову. Нашла о чем думать!
– Что же тебе на месте-то не сидится? – зашипел Слава, хватая меня за руку и рывком приводя в вертикальное положение. – Не работается чего? Я тебе свет выставил, фон повесил. Что ты ползаешь где не надо, детка? Я ведь могу разозлиться. И очень сильно тебя наказать.
Пытаясь изобразить радость, я залепетала:
– Ой, как хорошо, что я вас нашла. Я нигде не ползала. Я вас искать пошла. Николасу там плохо совсем. Вот я и решила вас поставить в известность. По-моему, в «Скорую» звонить надо.
– Не надо никуда звонить. Сейчас всем вам хорошо будет – и тебе, и Кольке!
Он подошел к массивному столу, порылся в ящике.
Когда я увидела, что он оттуда извлек, еле устояла на ногах.
Пистолет. Черный, слабо мерцающий матовым блеском железа. Не оторвать глаз от страшного дула. Мороз по коже…
Продюсер махнул оружием:
– Пошла. Шевели нитками. Да брось ты здесь эту свою сумку! Что ты за нее уцепилась? Тебе больше никогда не понадобится фотоаппарат.
– Почему?
– По кочану!
– Зачем вы со мной так? Я же ни в чем не виновата!
– А я тебя что, в чем-то обвиняю? – Он довольно прищурился и демонстративно поиграл оружием. – Я сказал: быстро иди в студию. У нас там будет сейчас такая фотосессия – закачаешься.
– Вы… – Я продолжала притворяться, пытаясь сделать вид, что я не слышала его слов и нахожусь в полном неведении насчет предстоящих планов. Но в горле все равно застрял противный склизкий комок. Оказывается, есть такие слова, произносить которые неимоверно сложно. – Вы… что, хотите… убить меня?
– Догадливая.
– Но за что?! Не надо! – Я захлюпала носом и, заложив руку за спину, стала незаметно вытаскивать из кармана джинсов сотовый телефон. – Пожалуйста, не надо. У меня мама. Она не переживет.
– Ничего страшного, у всех мама!
– Умоляю вас, не надо.
– Детка, заткнись. И так голова болит.
Но вот наконец-то трубка у меня в руках. Боже, боже, я не помню ни одного номера – ни Юрика, ни Катьки. Они же забиты в телефонную книжку. Может, я бы и вспомнила их в другой ситуации, но только не теперь. Тогда остается одно – звонить ментам. Скорее всего, на ощупь я даже смогу набрать номер милиции. Но услышат ли наш разговор на том конце провода? Ведь шанса объяснить, что происходит, и попросить о помощи у меня нет. Если только он увидит у меня телефон, этот мерзкий жирный циничный гад выбьет его в ту же секунду…
Старательно отсчитав нужные клавиши (как хорошо, что у меня старая модель без сенсорного экрана!), я нажала на кнопку вызова и закричала:
– Пожалуйста, Слава, миленький не убивай меня! Я все, что хочешь, буду делать, только не убивай! Не убивай!
Он поморщился:
– Ну чего ты разоралась! Я ж тебе говорю, у меня и без воплей голова болит. Надо вискаря жахнуть перед таким делом. Что-то я нервничаю.
– Я тоже хочу выпить! Не убивай меня!
– Не слишком ли многого ты хочешь? Ну ты и наглая, детка!
Он снова подошел к столу, на углу которого стояла большая бутылка, потянулся за стаканом, и… запустил им прямо мне в голову!
– Ах ты, тварь малолетняя! Мобилу на пол быстро бросай!
Я чуть наклонилась – удар пришелся по касательной. Но, наверное, он был все же достаточно сильным. Сначала у меня потемнело в глазах, потом к горлу подкатила тошнота. И лежащий на полу ковер почему-то вдруг оказался прямо у моей щеки…
* * *
Почему здесь так темно? И невыносимо сыро и холодно? Сейчас ведь лето, жара. У меня такая солнечная комната – с самого утра оранжевый свет наполняет пространство возле кровати, поэтому спросонья кажется, что плывешь куда-то, покачиваясь на сияющих волнах.
Я пошевелилась, почувствовала резкую боль в руке – и сразу же все вспомнила.
У меня серьезные неприятности…
Глаза не сразу стали видеть в полумраке. Но вскоре я поняла, что нахожусь в подвале, одно мое запястье приковано наручниками к батарее. А у противоположной стены, в таком же пристегнутом положении, находится музыкальный кумир молодежи, восходящая «звезда» эстрады и жалкий урод-наркоман Николас. И вот за него мне очень-очень тревожно. Он и при более бережном обращении того и гляди коньки мог откинуть. А уж теперь…
– Николас! Николас! Ты там живой? Ты как себя чувствуешь?
Он слабо застонал и пошевелился.
– Николас, миленький, ответь мне!
– Кажись, живой еще. Только кумарить начинает уже сильно. А ты, Машка, – предательница и обманщица. – Певец пару раз всхлипнул, а потом, войдя во вкус, звучно зарыдал.
У меня на языке закипели сотни обидных слов. «Звезда», блин, нашлась – это из-за него как раз меня по голове шандарахнули, в подвал запихнули, да еще и пристрелить обещали. А я сижу и не плачу, думаю, как выбираться. Нежный нашелся, разрыдался тут. Не время сопли развешивать, действовать надо. Кто из нас мужик, в конце концов!
Но ничего этого я ему не сказала. Толку возмущаться: какой из наркомана помощник?
– Слушай, Николас, а откуда у твоего продюсера наручники? Вроде он не бандит, с музыкой связан. А столько причиндалов имеет – и пистолет тоже.
– Наручники из секс-шопа. Он Мурзика ими сковывал.
– Кого?!
– Мурзика.
– Вот гад, даже кота не пожалел…
– Мурзик – не кот. Ты что, ее не помнишь? Аринка Круглова, с двадцать восьмой «Кузницы звезд». Правда, она вылетела оттуда быстро. Номер у нее прикольный был, костюм, как у кошки. И усы она себе черной краской нарисовала, вылитый Мурзик. Слава ее сразу к себе взял. Симпотная такая брюнетка, у нее сиськи как арбузы.
– Да-да, помню, – пробормотала я, не имея, конечно, ни малейшего представления ни о Мурзике, ни о ее бюсте. – А эти наручники как-то расстегнуть можно? У меня рука уже затекла, так больно.