Она со вздохом воткнула сигарету в пепельницу и достала из сумочки коробку размером с сигаретную пачку.

– Это генератор электромагнитного импульса. Большой мощности. Если его активизировать, вся электроника в этой части дома выйдет из строя.

«Не верь ей!» – хочу крикнуть я. Она блефует, она ни за что не включит свою бомбу, иначе ее «очки» тоже выйдут из строя!.. Отец встает:

– Мадам Рихтер, будет лучше, если вы уйдете. Я в восторге от визита такой важной особы, но угрожать мне не позволено даже супруге уважаемого Носорога.

«Мадам…» Надеюсь, такое обращение оскорбило леди.

– Сядьте, Макс, – брезгливо сказала она. Опять по-русски, чтоб весомей было. – Разве это угрозы? Угрозы – это если бы к вам явился, ну, к примеру… Живчик. Помните Живчика, надеюсь? Явился бы и начал искать здесь некоего Пинк Флойда. Потому что вдруг выяснилось бы, что некий Антисемит, их общий и хороший друг, сдал всех с потрохами. А лучше если бы Живчик с порога спросил: где мочалка, Макс? Где мыло? А потом направился в полицию. Или, еще верней, в комендатуру.

Отец сел и ответил тусклым голосом:

– Если вам нужна хорошая работа, зачем этот шантаж? И при чем здесь комендатура?

– Мне рассказывали, что вы упрямец, но я не предполагала, что до такой степени. – Она перешла на английский. – Итак, ваше решение?

– Разговоры я фиксирую только в интересах дела. Но если клиент категорически возражает…

Отключил! И камеру, и звук!

Делать нечего: скатываюсь на первый этаж, в спешке собираю на кухне поднос – бутылку минералки, два пива из холодильника, два высоких стакана.

«Ухо» кладу на дно стеклянной вазочки и сверху насыпаю крекеры, типа к пиву. Стеклянная посуда лучше керамической, вызывает больше доверия, потому что прозрачная. А «ухо» совсем крошечное. Умеет работать в двух режимах: как клиент, управляемый базовой станцией (Wi-Fi у меня по всему дому), или как диктофон, записывающий звук автономно. Я оставляю автономный режим, чтобы подозрительная мадам со своими «очками» не засекла обмен сигналами.

Несу весь этот натюрморт в кабинет.

Когда открываю дверь, успеваю услышать: «…Я пришла к вам как мать». – «А уважаемый Носорог в курсе этого визита?..» Оба они, обнаружив непрошеного зрителя, молча созерцают меня, и тогда я изображаю гостеприимного простачка:

– Только-только из холодильника… Папа? Мэм?..

– Ставь, – кивает он на стол.

– Мамино воспитание? – усмехается она.

Я скольжу к столу, согнувшись, как заправский стюард. Мэм воротит нос, но мне на нее плевать, я здесь по другому поводу. Освобождая поднос, рассматриваю «импульсную бомбу» в пачке сигарет и четко вижу, что внутри – ничего похожего ни на аккумулятор, ни на катушку. Обманка это, блеф. Дамочка, наверное, любит играть в покер.

Ну и ладно. Моя импровизированная шпионская операция прошла гладко, прослушка восстановлена. Скоро все узнаю.

* * *

Я называю Макса папой, хотя формально он мне отчим. Мой биологический отец вовсе не он, а кто – мама на этот счет не распространяется. Хранит молчание, как пишут в романах. Говорит, чтоб я не забивал себе башку всякой дурью, потому что мы этого человека больше не увидим, бросил он нас, подлец, и накрылся медным тазом. Во всяком случае, в Хармонте его нет, не было и быть не может. Так она говорит. Вот и получается, что я, Петр Максимович Панов, не знаю даже, русский я по крови или метис какой.

На мой прямой вопрос насчет национальности мама однажды рассердилась: мол, ты землянин, дружочек! Живя под боком у пришельцев, быть человеком – уже хорошо. Она права.

Скорее всего с моим биологическим отцом связана какая-нибудь унылая банальщина. Разгадки эти меня давно уже не волнуют. Что касается Макса, то он не просто заменил мне отца, а стал им. Честно сказать, другого мне не надо, и фамилия «Панов» устраивает меня чуть более чем полностью.

Мы даже похожи внешне, нас часто принимают за родных. Оба приземистые, широкие в кости, только папа – натуральный шкаф, крепкий и сильный, а я – так, прикроватная тумбочка. Правда, и моя низкорослость обманчива, как и моя всегдашняя обаятельная улыбка. Если дам в торец, кто-то будет лечиться. Иногда, увы, такое приходится проделывать, чтоб поддержать репутацию.

Согласно семейным преданиям, отец Макса сорок лет назад работал в хармонтском Институте внеземных культур, представлял здесь русскую науку, и звали его Кириллом. Кирилл Панов. Зона убила этого человека, он стал чуть ли не первой жертвой аномалии, которую потом назвали «серебряной паутиной». Судя по отзывам современников, талантливый был мужик, во всяком случае, у нас в семье принято гордиться таким предком. И осталась после него молодая жена, сотрудница советского консульства в Хармонте. Потеряв мужа, она вернулась на родину, в СССР, где вскоре и родила сына – Максима Кирилловича. Замуж больше не вышла, храня верность мужу, а когда СССР развалился, когда родная Украина достала ее до печенок, навсегда перебралась в Хармонт – поближе к могиле мужа, чтобы в свой срок лечь рядом… Не подошел пока ей срок, моей любимой бабушке, благополучно живет она через несколько домов от нас.

Что касается подросшего Максима, то никоим образом славный его отец не стал для него примером. По молодости сталкерствовал он в чернобыльской Зоне, а потом, наигравшись, эмигрировал сюда, вслед за своей матерью. Остепенившись, взял в жены соплеменницу, женщину с маленьким ребенком (со мною, собственно). Мама моя – она тоже из эмигрантов. Оба они прибыли в последнюю волну эмиграции, то есть еще до всех этих дел с военными переворотами и полным закрытием Хармонта. Но познакомились уже здесь, когда мне было три года.

Своих детей бывший сталкер Макс намеренно не заводит, не хочет плодить уродов. Феномена «детей сталкеров» никто пока не отменял…

Такова наша история, если кратенько.

Любопытно, что среди эмигрантов – большинство тех, кто в своих странах тоже жили возле Зоны. Искатели лучшей жизни то ли неосознанно, то ли сознательно меняют один Периметр на другой. Феномен.

Папе Максу, прямо скажем, повезло, устроился он получше многих. Несколько лет отпахал простым оперативником в бюро «Маршал», а теперь – своя фирма, пусть и крохотная. Чтобы чужаку получить лицензию – это надо из кожи вон вывернуться. Без знакомств в контрразведке или среди военных тут шиш чего добьешься, но такие связи чреваты встречными просьбами, так что приходится по ниточке ходить. Любой, даже самый невинный бизнес в Хармонте отличается своеобразием, а уж частный сыщик – это, ребята, цирковой канатоходец без страховки.

Чем старше я становлюсь, тем больше беспокоюсь за папу.

* * *

Пока они там в кабинете толкуют, я времени не теряю. Лезу в Сеть. Прежде всего – Носорог. Что за чудище такое завелось в наших саваннах?

Оказалось – тяжеловес в мире местной фауны. Ганс Рихтер, гангстер и меценат, ценитель прекрасного, главарь крупной столичной банды, известный своей жестокостью и скрытностью. Инфы на него крайне мало, фоток нет, сплошные слухи. Например, такой: через банду Носорога идет практически весь нелегальный поток алмазов и золота в эту часть континента, и в настоящий момент он с хрустом дотаптывает незадачливых конкурентов. Мало того, опять же по слухам, он близок к тому, чтобы подмять под себя всю контрабанду в стране, целиком, не только алмазы с золотом… Касательно скрытности. Отсутствие фоток в Сети отнюдь не случайно, этот персонаж не терпит публичности. Мало кто его видел, да и слышал о нем тоже мало кто. Я вот до сего момента не слышал. Где живет, неизвестно, вместо биографии – прочерк. Не человек, а отзвук.