К полудню Фаолан и Гром-Сердце объелись и лениво лежали на освещенном солнцем берегу, рассматривая белые облачка в небе. Медведица фыркнула и указала лапой на одну тучку, очень похожую на форель, которую они ловили. Фаолан затявкал от восхищения и тут же принялся изучать остальные облака в поисках забавных фигур. Вдруг он подпрыгнул и оживленно забил хвостом по земле: увидел, как облачко поменьше беззвучно столкнулось с облаком побольше и как бы село ему на загривок. Гром-Сердце тоже поднялась, выпрямилась и внимательно всмотрелась в небо. Фаолан не скрывал восторга:

– Это мы! Это мы! Это я на небе еду на тебе!

И, словно в подтверждение своих слов, он вскочил на загривок Гром-Сердца. Огромная медведица заурчала от радости и, громко топая, повезла волчонка к берлоге.

Они еще не успели далеко уйти, когда медведица почуяла, что Фаолан как-то странно насторожился, и тут же сама увидела, что привлекло его внимание. Неподалеку от них на полянку у реки выходила медведица-гризли с двумя медвежатами. Те тоже их заметили и замерли. Щенок спрыгнул с загривка Гром-Сердца и поспешил скрыться за ней, прижавшись к задней лапе и зарывшись в мех. Медведица с детенышами осторожно двинулись навстречу им. Наконец Фаолан решился выглянуть, и оба медвежонка тут же весело зафыркали. Они над ним смеялись, и он это понял! Их мать просто удивленно уставилась на него.

Гром-Сердце чувствовала, как Фаолана охватила дрожь. Он сообразил, что отличается от других! Рано или поздно это должно было произойти. Первым, инстинктивным ее стремлением было заслонить волчонка и не дать на него смотреть. Но чем внимательнее медведица-мать их разглядывала и чем громче фыркали медвежата – один из них даже упал на землю и принялся кататься в восторге от такого смешного зрелища, – тем больше в Гром-Сердце росло решение не прятать Фаолана. Она даже подвинулась, чтобы он весь оказался на виду, и содрогнулась, поняв, насколько щенок все-таки мал по сравнению с медвежатами.

Фаолан печально взвизгнул и посмотрел на Гром-Сердце. Как бы ей хотелось, чтобы он был хотя бы раза в два выше и толще! Но медведица оставалась непреклонной и не обменялась с ним ни единым звуком, ни малейшим знаком. Сейчас она только вспоминала, как вытащила его ночью из реки, распознав в жалком комочке едва не потухшую искорку. Искорку, которая при желании могла яростно настоять на своем.

Видимо, Фаолан что-то прочел в ее глазах. Он спокойно повернулся к медвежатам, которые уже оба валялись в траве и едва не задыхались от смеха. За долю секунды его тело преобразилось, перестало дрожать. Он прошел немного вперед, подняв хвост и навострив уши. Медведица-мать ощетинилась от страха, протянула лапу и шлепнула медвежонка, который был поближе. Тот завизжал, а его сестренка прекратила фыркать и удивленно уставилась на Фаолана.

Теперь медвежье семейство взирало на волчонка с настороженным замешательством. Как может такое маленькое существо так дерзко себя с ними вести? Удивилась и Гром-Сердце: Фаолан оставался крошечным, но уже казался хозяином положения. Сейчас он как бы одновременно находился между двумя мирами, один из которых даже никогда не видел. Как будто волчонок принадлежал к чему-то очень важному и древнему, как будто его окружали духи невидимой стаи.

Наконец его хвост немного опустился и слегка завилял из стороны в сторону. Гром-Сердце подошла к Фаолану и рыком приказала следовать за ней, ободряюще похлопав по холке.

Мать-гризли аж заморгала от изумления. Что это за странный зверь, который выглядит как волк, но ведет себя как медвежонок?

Удивлены были все участники этой сцены, но Фаолан – больше всех. Он следовал за Гром-Сердцем, и в голове его беспрестанно крутилась одна-единственная мысль: «Я другой. Я другой. Я другой».

По пути к берлоге они миновали небольшую бухточку, в которой рыбачили утром. Вода здесь была спокойной, почти стоячей. Фаолан ненадолго остановился и посмотрел на водную гладь. Гром-Сердце подумала, что он разглядел рыбу, и подошла ближе. На темной блестящей поверхности ясно виднелись их отражения. «Я совсем не похож ни на нее, ни на других знакомых мне животных. Почему у меня такие зеленые глаза? Почему у меня такая узкая морда? У Гром-Сердца морда широкая, шире, чем моя грудь. И мех у нее такой густой и темный, мой же почему-то слишком светлый».

* * *

Они вернулись в берлогу. По привычке Фаолан прижался к груди медведицы и принялся сосать молоко. При этом он смотрел прямо ей в глаза, словно задавая невысказанный вопрос: «Почему я не похож на тебя?» Она тихонько зарычала и вместо ответа лизнула его в нос.

«Любовь, – подумала она. – Любовь – вот что самое главное». Но вслух Гром-Сердце этого не произнесла. Медведи вообще звери необщительные и не очень-то любят выражать свои самые сокровенные чувства. Им кажется, что, говоря вслух о глубинных переживаниях, они тем самым как бы уменьшают их значимость. Так что Гром-Сердце просто многозначительно смотрела на Фаолана, и он, усвоивший повадки медведей, не сводил взгляда с ее янтарных глаз. Он понимал, что пусть он и другого племени, но любит она его так же, как если он был ее собственным детенышем.

Гром-Сердце чувствовала, что молоко скоро кончится и она больше не сможет кормить волчонка. Конечно, она радовалась, что у него так хорошо получается ловить рыбу, но ему нужно научиться добывать и настоящее мясо. Пожалуй, это будет легче, чем она предполагала, потому что ведь именно Фаолан первым заметил медведицу-мать с медвежатами. Наверное, он почуял их запах. А хорошее чутье – самое важное при охоте на зверя.

Полуденную жару и ранний вечер они оба проспали.

* * *

Гром-Сердцу показалось, что откуда-то доносится запах приближающегося медведя. Однако она не могла пошевелиться, лапы ее онемели, как будто она погрузилась в спячку. «Но сейчас же не зима, – говорила она себе. – Я должна двигаться. Мои медвежата… медвежата… А если это спячка, значит, сейчас не время спариваться. Зачем же я тогда оставила метку? Что меня так смущает? Разве сейчас время оставлять пахучие метки?» Она едва могла приподнять голову, не говоря уже о том, чтобы встать в полный рост и пометить деревья у берлоги. Когда огромный самец гризли пропорол когтями ее медвежонка до самых костей, поток крови обагрил совершенную синеву неба. Гром-Сердце поднялась, яростно зарычала и бросилась на медведя. Она расцарапала ему лапу; он завизжал и пустился наутек. Но была ли эта рана смертельной? Она боялась, что нет. Он вернется… Он вернется…

* * *

От приснившегося кошмара Гром-Сердце очнулась, содрогнувшись и сбросив с себя волчонка.

– Урскадамус! – проворчала она под нос.

Фаолан в удивлении взирал на нее. Гримаса страха сводила его челюсти, хвост был поджат между задними лапами, на загривке испуганно ерошилась шерсть. Медведица беспокойно запыхтела. Она понимала, что скоро наступит время, когда самцы гризли будут настойчиво искать ее общества. Если она поставит метки до того, как будет готова к спариванию, и до того, как на ее территорию зайдет медведь, то, возможно, им удастся избежать опасности.