Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно считать общим принципом то, что обладание есть девять десятых успеха. Проще удержать деньги в своем кармане, чем отнять их у другого человека. Если один человек собирается ограбить другого, он должен быть сильнее или лучше вооружен, если, конечно, не намерен прибегнуть к хитрости или ловкости, и здесь мы видим одно из преимуществ наступления. Сторона, берущая в свои руки инициативу, обычно имеет больше шансов закрепить преимущества ловкости или хитрости. Однако это не всегда так. Если на суше или на море мы имеем возможность занять настолько хорошую оборонительную позицию, что ее невозможно обойти, и противнику, чтобы достичь цели, придется идти на прорыв, тогда преимущества ловкости и хитрости переходят к нам. Мы выбираем устраивающую нас территорию для поединка и будем находиться в знакомом месте, а противник – нет. Мы можем создавать ловушки и подготавливать внезапные контратаки, когда противник находится в самом опасном положении. Отсюда и парадоксальная доктрина: там, где оборона крепка и надежна, преимущество внезапности оборачивается против атаки.
Можно доказать, что, какими бы преимуществами ни обладала оборона, они зависят от сохранения наступательного духа. Его суть в контратаке – терпеливом ожидании возможности нанести удар, а не в праздном бездействии. Оборона – это условие ограниченной активности, а не отдыха. Ее главная слабость заключается в том, что, если она затягивается, наступательный дух умирает. Эта истина настолько важна, что некоторые авторитеты, всячески стремясь ее подчеркнуть, переделали ее во вводящую в заблуждение максиму: «Лучшая защита – это нападение». Отсюда и дилетантское мнение о том, что оборона всегда глупа или малодушна, может привести только к поражению и что истинно военный дух возникает только в наступлении. Ничто не может быть дальше от учений и практического опыта великих мастеров военного дела. Как Веллингтон в Торрес-Ведрас[5], все они периодически использовали оборону до тех пор, пока элементы силы, присущие этой форме войны, в отличие от изматывающего напряжения формы, навязанной ими своим противникам, не поднимали их до положения, в котором они оказывались достаточно сильными, чтобы воспользоваться более изнуряющей формой.
Путаница в мыслях, которая привела нас к неправильному пониманию обороны как метода ведения войны, вызвана несколькими очевидными причинами. Контратака с точки зрения общей оборонительной позиции рассматривалась как истинное наступление – например, в известных операциях Фридриха Великого или в операциях Англии против испанской армады. Аналогичный пример – блестящий контрудар адмирала Тегетоффа в Лиссе. Кроме того, оборона приобрела дурную славу, поскольку ее путают с необоснованно сдерживаемым наступлением, когда превосходящей силе с позитивной целью не хватает духа, чтобы использовать свое материальное превосходство с достаточной активностью и настойчивостью. Выступая против этого, более слабый противник всегда может возместить нехватку живой силы и техники, перейдя в быстрое и решительное наступление, тем самым получив импульс – и моральный, и физический, – который с лихвой компенсирует недостающее. Оборона также оказывается слабой, если выбрана неудачная позиция, которую противник может обойти. Оборонительная позиция – это вообще ничто, ее элементы силы полностью исчезают, если только она не организована так, что противник должен сломить ее силой, чтобы добиться своей цели. Она еще чаще оказывается неудачной, когда применяющая ее воюющая сторона, обнаружив, что не может найти позицию, которая преграждала бы противнику продвижение вперед, пытается выставить заслон на всех возможных линиях атаки. В результате силы этой стороны истощаются, и она лишь подчеркивает свою слабость.
Все сказанное выше отразилось в сухопутной войне, однако на море это не так очевидно. Мне возразят, что на море не может быть обороны. Как правило, это действительно так, если речь идет о тактике, да и то не всегда. Оборонительные тактические позиции в море возможны, как и на защищенных якорных стоянках. Так было всегда, а появление мин расширило их возможности. Если говорить о последних событиях войны на море, можно упомянуть о японцах, соорудивших на островах Элиота внушительную оборонительную позицию, чтобы закрыть высадку их 2-й армии на полуостров Ляодун. С точки зрения стратегии утверждение совершенно неверно. Стратегическая оборона всегда существовала и на суше, и на море, и прорвать ее всегда было сложнейшей проблемой. Обычно стратегическая оборонительная позиция означала, что противник остается в своих водах и вблизи своих баз, где для нас почти невозможно его атаковать и рассчитывать на впечатляющий результат. Оттуда он постоянно грозит контратаками в момент наивысшего истощения наших сил. Пример – поведение голландцев в Солебее[6]. Тот факт, что противнику, выбравшему такой курс, чрезвычайно сложно нанести решающий удар, британцы поняли очень рано. С тех пор одним из основных их занятий стало создание помех противнику в том, чтобы занять подобную позицию и принудить к бою в открытом море или, по крайней мере, вклиниться между ним и базами и заставить действовать в таком положении.
Возможно, самый показательный пример преимуществ, полученных в соответствующих условиях от стратегической обороны, дала Русско-японская война. В завершающих сражениях японский флот сумел воспользоваться преимуществами стратегической обороны в собственных водах, которую русскому балтийскому флоту пришлось прорывать, чтобы достичь своей цели. Результатом стала самая значительная победа из всех известных в истории войн на море.
Устрашающая сила умелых и активных операций с такой позиции всегда была хорошо известна. Подобный механизм неоднократно использовался и в территориальных водах Англии, чтобы не позволить флоту, который в это время не было возможности уничтожить, выполнить работу, ради которой он явился к американским берегам.
Типичная позиция такого рода находилась в районе архипелага Силли[7]. Но суть механизма – сохранение агрессивного духа в его самой дерзкой форме. Успех в немалой степени зависит от воли и желания использовать любую возможность для смелых и решительных контрударов, таких, какие наносил Дрейк по испанской армаде.
Морская блокада, призванная отвлечь внимание превосходящего флота противника, – другая форма обороны, но почти всегда гибельная. На короткое время она может принести пользу, позволив начать наступательные операции где-то в другом месте, которые иначе были бы невозможны. Но, затянувшись, она рано или поздно уничтожит дух ваших вооруженных сил и сделает их неспособными к эффективной агрессии.
Можно сделать следующий вывод: хотя для практической цели составления или оценки планов военных действий классификация войн на оборонительные и наступательные почти бесполезна, ясное понимание неотъемлемых свойств наступления и обороны чрезвычайно важно. Следует понимать, что в некоторых случаях, при условии, что нам удается сохранить агрессивный боевой дух, оборона помогает более слабой стороне достичь результатов, в то время как наступление в аналогичных условиях может привести к их полному уничтожению. Но основы силы целиком зависят от воли и прозорливости командиров, способных наносить быстрые и решительные удары по врагу в моменты его максимальной незащищенности. Как только оборону перестают рассматривать как средство накопления сил для удара и уменьшения атакующей мощи противника, она теряет всю свою силу. Она перестает быть даже временно приостановленной деятельностью, а все, что не является деятельностью, не является и войной.