Как начинающие предприниматели, Мишель и Гедеон были сильны в творческой части работы, представляющей собой «интересную» сторону малого бизнеса, но вот решение «земных» проблем, ведение счетов в частности, давалось им куда труднее. Так они и проморгали, что у Гедеона закончился срок страхового полиса.

Мишель хорошо шила и была прирожденным кулинаром, но если когда-то и была возможность обратить эти ее таланты в источник доходов, то только не теперь. Фирма Гедеона рухнула, а денег на открытие нового бизнеса в ближайшем будущем не предвиделось. Дом тоже скоро заберут, а если устроиться на работу куда-нибудь в кафетерий или бакалейную лавку, зарплаты не хватит даже на то, чтобы платить за квартиру и кормить и одевать детей при всей скромности их привычного образа жизни.

Ситуация усугублялась непрекращающимся давлением со стороны Эриксенов. Мишель не очень-то верила, что свекры смогут забрать у нее детей. Но полностью отвергнуть такую возможность она не могла хотя бы потому, что они были действительно силой: старейшей и богатейшей семьей в округе, обладавшей огромным влиянием. Эриксены, подобно питону, удушающему жертву, охватили влиянием весь Дир-Крик.

Энтони каждую неделю играл в шахматы с мэром. На деревообрабатывающую компанию «Эриксен Тимбер» работали сотни местных жителей. Натали заседала в президиумах всех местных благотворительных организаций, которые не придерживались слишком «левых» взглядов. Любимым ее делом было помогать обездоленным детям найти новых «родителей».

– Я никак не пойму, почему ты не подашь в суд на водителя – это бы принесло тебе какую-то сумму, – жалостливо сказала Саммер.

Мишель собиралась что-то возразить, но ей на выручку пришла Кортни.

– Саммер, – вмешалась она, тщетно пытаясь говорить терпеливым тоном, – ты когда-нибудь слышала выражение «На нет и суда нет»? У того пьянчуги даже не было страховки – так какие с него деньги возьмешь?

– Но разве это не преступление – ездить без страховки?

– Да, – сказала Кортни. – Ездить пьяным – тоже преступление. Но даже если этот мерзавец попадет в тюрьму, – а я молю Бога, чтобы так и случилось, – Мишель это денег не принесет. Кстати, Мишель, а что со страховкой вашей машины?

– Мы получили лишь самый минимум, – ответила Мишель. – Этого хватило только на похороны и на месячный запас продуктов.

– Но…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перебила Мишель. – От страхового покрытия водителя и пассажиров мы отказались.

Все трое на несколько минут замолчали. Мишель снова заскользила взглядом по дворику Кортни, размышляя о том, что и без того скромные сбережения на их банковском счете вот-вот иссякнут навсегда. Последние бабочки порхали над увядающими цветами, и Мишель показалось, что она такая же бабочка – где найдет себе кров холодной зимой и доживет ли до теплой весны?

– Знаете что, я, наверное, уеду, – сказала она вдруг безо всякого выражения.

– Куда, например? – спросила Кортни.

– У меня в Шайенне живет тетя Джинни. Дети обожают ее, но мы видимся, к сожалению, не так уж часто. А ведь она, пожалуй, единственная родня, которая у меня осталась.

Саммер одобрительно кивнула.

Эта мысль возникла у Мишель неожиданно, и она начала развивать план, чтобы отвлечься от дум о смерти мужа и притязаниях его родителей.

– Мы можем поехать сегодня же и останемся там на выходные.

– Езжай, – поддержала подругу Кортни. – Тебе не повредит проветриться.

Через пару часов Мишель уже ехала в начальную школу имени Элеоноры Рузвельт, где Ники учился во втором классе, а Ханна в подготовительном. Перед этим она заскочила домой, собрала кое-какие вещи для себя и детей, заправила машину бензином. Старый фургон, еще не вполне им принадлежавший, дышал на ладан, но Мишель надеялась, что уж до Вайоминга он их как-нибудь довезет.

Объезжая ограду игровой площадки, Мишель увидела Ники и Ханну, которые, как всегда, ждали ее у главных ворот вместе с другими детьми, собравшимися домой. Глядя на своих понуро опустивших головы детей, Мишель до боли закусила губу.

Все думают, что дерево определяется по его плодам, но на самом деле главное, что отличает дерево, – его семена.

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ НИЦШЕ

Оглянитесь вокруг. Все, что вы видите, началось с того, что было мыслью в чьей-то голове. Стул, на котором вы сидите. Стол, за которым работаете. Машина, на которой ездите. Дом, в котором живете. Одежда, которую носите. Телевизор, который смотрите. Сначала была мысль. Потом откуда ни возьмись появилась вещь. Ее не было, – и вот она перед вами. Все начинается с мысли.

Превращение мысли в вещь можно обозначить словом «проявление». Проявляя что-либо, вы как бы раздвигаете невидимый занавес, отделяющий мир осязаемых вещей от мира воображения, и делаете тайное явным, воображаемое – существующим.

Сначала вы придумываете, а потом проявляете свою мысль, материализуете ее. Вы являете ее миру.

Каждый человек внешне проявляет свой внутренний мир. Одни проявляют изобилие.

Ники стоял, прислонившись к сетке ограды, а Ханна сидела на траве поодаль. Волосы ее, расчесывать которые всегда было наказанием, растрепались донельзя. У Ники рубашка наполовину вылезла из брюк. «Причесывалась ли дочка сегодня? – подумала Мишель. – Чистили ли они зубы за последние 12 дней?»

Они недавно потеряли отца.

Она знала, что должна собраться, взять себя в руки – ради детей. Она же взрослая. До сих пор ей нечасто приходилось проявлять активность и инициативу, но когда-то же нужно начинать.

Она заняла место в ряду машин, припаркованных у школы, перегнулась через сиденье, опустила стекло и одарила детей задорной улыбкой.

– Милорд, миледи, карета подана, – сказала она игриво.

Ники и Ханна отреагировали не сразу. Им понадобилось какое-то время, чтобы осознать ее присутствие. Мишель вышла из машины, обошла ее кругом и открыла дверцу. Потом она согнулась в глубоком поклоне:

– У вашей верной слуги для вас сюрприз.

Дети продолжали молчать. Им, казалось, не хватало сил, чтобы даже забраться в машину.

– Пристегнитесь, – напомнила им Мишель.