Он точил нож и брился, а Даэрон внимательно рассматривал тряпку, в которую был завернут точильный брусок. Последнее, что окончательно говорило в пользу его догадки — эта тряпка, бывшая когда-то родовым плащом, сотканным в три цвета. Тряпка была грязной, но не настолько, чтобы нельзя было различить цветов и узора: черный, синий и белый; косая клетка.

Сбрив бороду, красивей смертный не стал: лицо и так облезало клочьями, а после бритья из-под счищенного ножом слоя мертвой кожи показалась молодая, розовая — и человек сделался похож лицом на молодой клубень земляного хлеба. Он отправился в лес — за хворостом. Каждую большую ветку он тащил отдельно и отдыхал подолгу. Даэрон запахнулся в плащ, надвинув капюшон почти до подбородка и склонив голову — смертный прошел мимо и не заметил его. Не заметил он и Дионвэ из пограничной стражи.

— Это он и есть? — тихо спросил лучник, склонившись к самому уху Даэрона. — Как он сюда попал?

Даэрон развел руками.

— Что мы будем с ним делать? — спросил Дионвэ.

— Это дело должен решить король. А пока мы должны удерживать его здесь. — Даэрон говорил тихо, но не особенно скрываясь: смертный ломился через лес как конный golda и вряд ли слышал что-нибудь вокруг себя. — Королевна уже сделала кое-что, я не знаю, когда он это обнаружит.

— Как он прошел Завесу?

— Это я и хочу выяснить.

— Почему не сейчас?

— Пусть он отдохнет — так хочет Лютиэн. Тебе бы понравилось, если бы тебя допрашивали голодным и полумертвым?

— Не так уж трудно было бы его накормить. Почему бы не взять его под стражу и не доставить в Менегрот?

— Лютиэн боится, что он тяжело перенесет задержание и плен. И я склонен с ней согласиться. Он… еще немного не в себе. Вскидывается на каждый шорох и мечется во сне. Здесь ему будет лучше.

— С королевной что-нибудь случилось? Я слышал, она встретилась с ним один на один.

— Она испугалась и меньше всех нас, и больше всех нас.

— Его?

— Похоже, что не его, а за него.

Дионвэ удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.

— Почему бы тебе не поговорить с ним для начала? — спросил он вместо этого.

— Не сейчас: пусть он немного придет в себя. Я уже… кое-что узнал и хочу это проверить. Скажи: ты нес охрану на западных рубежах?

— В последний раз — три луны тому, — сказал Дионвэ.

— Ты знаешь кого-то из этих сумасшедших горцев, которые осели в Бретиле?

— Нарво из рода Дэррамаров, — сказал Дионвэ.

— Какой плащ он носит?

— Желтый с коричневым и черным.

— А кто носит белый, черный и синий?

Дионвэ призадумался на минуту, потом уверенно сказал:

— Таких плащей я не видел ни у кого.

Даэрон кивнул.

Это не подтверждало его догадку напрямую, но косвенным образом работало на нее. Он постарался отогнать эту догадку, отложить ее в сторону: такие преждевременные выводы нередко стоят на пути у верных решений.

— Белег знает? — спросил он у Дионвэ.

— Мы отправили Гилтанона с вестью — сегодня или завтра он узнает. Если смертный захочет углубиться в Дориат, что я должен делать?

— Ничего. С этим уже справилась Лютиэн. Ты должен следить за тем, чтобы никто из наших не тревожил его и не совался к нему.

— Почему?

Даэрон уже собрался уходить, но оглянулся.

— Он опасен.

* * *

Родник.

Берен без сил опустился на колени. Снова проклятый родник… Снова проклятое дерево, о которое так удобно опираться спиной… Изрытые его ногами мох и перегной…

Во второй раз, чтоб не потерять дорогу, он держался русла реки и шел все время вниз по течению. Как же вышло, что он опять оказался у Морготом проклятого родника?

Колдовство. Эльфийские чары… Возможно, это и есть Завеса Мелиан — его возвращают все к тому же месту. Если так…

«Ладно», — подумал он. — «Ладно… Подохнуть не дали — спасибо и на этом. Ну что, Дагмор, тогда завтра — на Запад, по солнышку?»

«А не на восток?» — спросил Дагмор. — «Или, раз на то пошло, не пересидеть ли здесь? Тебе пока нечего нести на запад. Хорош же ты будешь, притащившись к государю Финроду и не умея объяснить, кто ты и откуда взялся! С запертым горлом и замкнутой памятью…» Берен достал из мешка последний лембас, отломил краешек, положил кусочек в рот, проглотил… На этот раз лембас отдавал мятой…

Снова возникло чувство: следят. Берен вскочил, резко повернулся на шорох, надеясь увидеть в листве промельк эльфийского плаща… Нет. Никого и ничего. Он был один, как сказочный витязь в заколдованном лесу — сами собой появлялись волшебные лепешки, волшебные девы танцевали на полянах, но ни одной живой души не было вокруг — и все тропинки и стежки вели все к тому же источнику. Закусив губы, Берен опустился в промоину между корнями — в ту самую, что служила ему ложем в первую ночь.

Сквозь сон ему один раз почудилось чье-то присутствие. Подхватившись, он успел заметить тающий в темноте серебристый плащ, золотые заколки в ливне черных волос…

«Тинувиэль!» — он бросился туда, споткнулся о корень, растянулся во мху… Проклиная себя, сплевывая сухую траву и листья, поднялся и вернулся в «постель». Наваждение, сон…

Тинувиэль…

* * *

Дом Даэрона был в пещерах, неподалеку от маленького лесного озера. Если королевского певца не было в Менегроте, скорее всего, он находился именно дома. Или за пределами страны — Тингол чаще всего посылал с посольством именно его, да и по своей воле Даэрон нередко покидал Потаенное Королевство.

— Даэрон! — окликнула она, перешагивая порог.

— Я здесь! — послышался голос сверху. — Что привело принцессу в скромную обитель книжника и поэта?

Высокопарные слова он всегда говорил легко, шутя, и Лютиэн нравился этот тон, как и многое другое в нем — до того, что она полюбила Даэрона. Полюбила как сестра и подруга. Он ждал от нее иной любви, но… как-то не вышло. Она знала о его чувствах, а он знал, что чувствует она, и оба старательно не вспоминали о старом-старом разговоре, и от этого старания разговор вспоминался каждый раз при каждой встрече.

Улыбаясь, она поднялась наверх — в верхнюю пещерку, открытую всем ветрам. Даэрон сидел там, со свитком и флейтой.

— Ты узнал что-нибудь? — спросила она.

— А что решил Король? — ответил он вопросом на вопрос.

— Отец согласился предоставить ему свободу. Неожиданно легко. Мне показалось даже… Я понимаю, что это смешно, но показалось, что он испугался, что человека могут привести в Менегрот. Ты говорил с ним? Ты видел его?