Объяснять все это простоватому Бобе она не стала, сказала коротко:

– Марьяна.

– А-а-а… – протянул Боба и вздохнул так, что занавески словно ветром колыхнуло.

Ему нравилась Лизка, и он очень стремился попасть в ее компанию, но Бобу туда не принимали, – хоть и силач, но тупой, медлительный. Вот и водится с сонным Гунькой, тот разумом недалеко ушел от громадного приятеля. А когда Гунька спит, то Боба отчаянно скучает и бесцельно шляется по улицам или за еду обрабатывает чужие делянки, еды ему надо много, зато и работник на загляденье.

– Чего ломился-то? Гунька нужен? Сам иди расталкивай.

Два вопроса в одной реплике – это слишком много для огромной головы Бобы. Он на какое-то время завис, пытаясь уразуметь, что ему сказали. Потом разобрался, начал отвечать:

– Так это… Кровососов ведь аж троих споймали. Казнить, значит, собрались. В Колодце. Пойдемте смотреть все вместе?

Он вошел в дом, бочком протиснувшись в дверь (плечи были шире проема), половицы жалобно заскрипели и прогнулись. Марьяша опасливо отступила, на ножищах у Бобы обуты громадные самодельные чуни из кожи, никакая обувь, добываемая в мертвом, заброшенном Городе, на этакую лапу не налезает. И своими чунями Боба оттаптывает чужие ноги только так, если вовремя не посторониться. Слон, натуральный слон.

Войдя, человек-слон первым делом опрокинул табурет. Пробормотал: «Я нечаянно», – и потянулся поднимать, но зацепил лавку, где стояло ведро с ключевой водой, Марьяша едва успела удержать ведро от падения, не то пришлось бы устраивать досрочную помывку полов.

– Стой здесь! – приказала она. – Стой, не шевелись! Сама Гуньку подниму.

– А пожевать чего дашь? – с надеждой спросил Боба.

– Не готовила еще, – отрезала Марьяша.

Хватит, разок позволила угоститься вареной картохой, на миг отвернулась, а детинушка опрокинул весь котелок в свою широко распахнутую хлеборезку – и семья осталась без ужина. Жрать хотелось Бобе постоянно, и съесть он мог сколько угодно.

– А хоть хлебушка?

– Какой хлеб? Не сезон, сам знаешь, всю муку подъели…

Боба печально вздохнул, и занавески снова колыхнулись.

* * *

К Слизистому Колодцу они пошагали вдвоем с Бобой. Гунька, не открывая глаз, сказал, что ни к какому Колодцу он не потащится, а то, дескать, не видел, как туда людей или скотину бросают. Сказал и снова захрапел.

Марьяша пыталась позвать сестру, но та от мысленного контакта отмахнулась, что-то у них там происходило и было не до того… Марьяша вполне могла взглянуть глазами Лизки, чем именно та с приятелями занимается, но не стала. Считала, что неправильно это как-то, все равно что тайком подглядывать или подслушивать. А вот Лизке все нипочем, без спросу, по-хозяйски забирается сестре в голову.

На казни Марьяша ходить не любила, но тут случай особый. Те или не те кровососы застрелили мамку, не так уж важно, у всех у них руки по локоть в крови. И непременно надо посмотреть, как им воздастся по заслугам.

По дороге к их парочке пристал Проня, что жил на отшибе, в Свиных Выселках. Причем пристал и в переносном смысле, и в прямом. Он с весны интересовался Марьяшей, намеки разные строил и приглашал погулять как-нибудь вечерком, звездами полюбоваться. Она отказывалась под разными предлогами, хотя сама понимала: возраст подошел такой, что и с парнями гулять пора, а там и замуж, когда гуляния закончатся тем, чем обычно заканчиваются. Но как-то не хотелось…

Еще года четыре назад, когда сестры только начали входить в первый девичий возраст и мать запретила им купаться голышом вместе с приятелями, Марьяша призадумалась: а с кем бы из знакомых парней хотелось ей жить как с мужем? Призадумалась и поняла, что ни с кем. Не нравились ей парни Затопья. И те, что с других деревень, не нравились тоже. Наверное, слишком много книжек прочла, а там совсем другие мужчины описаны… И Проня не нравился. Хоть и родился еще до Трындеца, и никаких внешних уродств у него после не вылезло, не в пример многим, и можно было надеяться, что родится от него нормальный ребенок, а не уродец, ни на что не похожий… Но не нравился, и все тут.

Проня, получая отказ за отказом, только еще больше распалился. И однажды напрямую предложил выходить за него замуж. Он зимой овдовел, причем уже в третий раз, хотя было ему лет тридцать или около того. Не заживались отчего-то жены у Прони, хоть вроде он их и не бил, по крайней мере с синяками не ходили.

На прямое предложение Марьяша сказала: хочешь жениться, так делай, как положено по понятиям: ступай к отцу с подарками, проси руки… Проня, услышав такое, приуныл. Приходил незадолго до того к папаше один соискатель. Так родитель даже не дослушал, к которой из дочерей сватовство: заехал кулачищем в рожу потенциальному зятю, скулу набок своротил. За такое рукоприкладство смотрящий присудил штраф, а у женишка, когда опухоль спала, морда лица так и осталась перекособоченной. Проня с кулачищем возможного тестя знакомство сводить не хотел, ему свербело на звезды в кустах с Марьяшей полюбоваться, – ну а после, когда у дочери живот расти начинает, любой отец сговорчивым становится.

В общем, Проня порядком достал своими приставаниями, но сейчас Марьяша даже немного порадовалась его появлению. Кое-что в грядущей казни было ей непонятным, а Бобу расспрашивать бесполезно.

– Так их, кровососов, без суда в Колодец отправят? – спросила она у Прони.

– Зачем без суда? – удивился Проня. – Не положено без суда, не по понятиям. Прям сейчас и будут судить, прям у Колодца. Судья утром приехал, все чин по чину.

Вот даже как… Дело таким срочным показалось, что Судья ночью сюда поскакал, хотя через Серые топи, окружившие деревню, днем куда безопаснее путешествовать. И то сказать, не каждый день кровососы в плен попадают… Честно говоря, вообще в первый раз живыми взять удалось. Иногда удавалось кого-нибудь из них подстрелить из засады, но убитыми они падали или ранеными, никто в точности не знал, кровососы подстреленных не бросали, всегда забирали с собой.

Но вчера был не их день… Получат теперь свое, и за мамку, и за всех остальных, кого погубили.

* * *

У Слизистого Колодца собралось большинство жителей Затопья, человек, наверное, под тысячу. Сильно приросла за последний год деревня, многие из других мест сюда переселились, от кровососов спасаясь. Принимали в общину всех, необработанной плодородной земли вокруг пока хватало. Но поговаривали, что скоро наделы пришлым выделять перестанут: хочешь, дескать, отсидеться от войны за непроходимыми для чужаков топями, так ступай в батраки к тем, кто здесь раньше осел.

Судьи пока не было, пленников тоже. Жители толпились на обширной поляне, собирались в кучки тут и там, но к Колодцу старались не приближаться, словно тот был обведен незримым кругом, запретным для пересечения. Колодец сейчас мирный, подкармливают его регулярно, но рисковать никто не хотел. Поди знай, что Слизи взбредет в голову… вернее, в то, что у нее вместо головы.