хотела помочь. А он сказал Тане, что это ткань из платья его бабушки, в котором она умерла, и про переселение души опять завел пластинку. И Таня тогда запищала, побежала мыть руки и закричала, что он ненормальный. 

— ((((( Может, он хоть теперь выбросит эту идею из головы?((( Сколько можно уже — два месяца

— Ну он же не специально, это защитная реакция. 

— Не знаю. Мне кажется, он все понимает, просто так привлекает к себе внимание

— А психолог не помогает?

— да шарлатаны они все

— Ну вы, в общем, с Сашей поговорите

— ок

*

— Людмила Николаевна почему мой ребенок пришел домой весь в грязи и избитый? Его что бьют в школе? Почему вы не следите за классом?

— Арсений, вам чуть позже позвонит директор, когда вернется.

—…

— Возьмите трубку!!!!!! Объясните мне немедленно, что происходит!! 

— Арсений, у меня урок. Я не могу все свое время посвящать вашему сыну «с особенностями». 

— ну сказать-то мне, что его обижают, вы можете?

— Я вам говорила.

— вы говорили, что над ним девочки смеются, а не то, что его избивают 

— Над ним все смеются! а вы как думаете, четыре месяца ходит с аквариумом и говорит, что в нем живет умершая бабушка. Вы представьте, какую эту реакцию вызывает

— а бьют-то его за что? 

— Это он набросился на старшеклассников.

— в смысле? Саша не может ни на кого наброситься, вы о чем!

— Насколько я поняла, над ним решили пошутить и позвали с собой за школу курить. Один старшеклассник сказал, что у него тоже бабушка умерла и что это помогает…

— курить???  в таком возрасте!?

— И они вначале дали ему сигарету, а потом стали спрашивать, правда ли, что он считает рыбу своей бабушкой. А потом отобрали у него сумку и стали тушить окурки в контейнере. И он тогда набросился на самого старшего и расцарапал ему шею и лицо… Еле оттащили. Тот, на которого Саша накинулся, разбил об стенку контейнер, а сумку забросили за забор. Но Саша успел спасти рыбу — он ее подобрал и побежал в столовую за водой.

— ужас 

— Директор пока что в отъезде, но все виновные будут наказаны. Такого больше не повторится!

— Конечно, не повторится. Я ему сейчас объясню, где раки зимуют… 

*

— Все. Завтра придет без рыбы.

— Наконец! Вы с ним поговорили?

— Поговорил.

— Ну хорошо. 

*

— Арсений, простите, что беспокою ночью, но я никак не могу заснуть. Скажите, пожалуйста, с Крючочком все в порядке?

— не совсем

— Что вы сделали?

— я его сварил

— Вы его сварили?

— да

— Зачем вы его сварили?

— Я сразу сказал либо ты перестаешь придуриваться, либо я сварю эту чертову рыбину. Он не перестал придуриваться. 

— … что с Сашей?

— Сказал, что ненавидит меня. И что нас всех самих надо сварить.

— Вас точно. 

— встретимся на дне кастрюли, Людмила Николаевна

— Если он опять откажется ходить в школу, то нужна будет справка от врача.

— ок 

Этот вагон не отапливается

Он спросил со стремянки:

— Это что?

И покрутил в воздухе деревянной шкатулкой с волчьей мордой на крышке. Крышка не открывалась.

Мы съехались только-только — скоропалительно и безрассудно; так съезжаются влюбленные и начинаются войны. 

Теперь Рома пытался втиснуть свои книжные баулы в мои шкафы, а мои книги сопротивлялись, словно жители Козельска во время монголо-татарского нашествия. В поисках приюта для Гаспарова, Гинзбург и трехтомника Георгия Иванова, который ничем не отличался от моего трехтомника, Рома добрался до верхней полки хромого шкафа, в который ссылались отщепенцы моего канцелярско-книжного мира — плохо изданные сборники стихов знакомых с дарственными подписями, журналы с публикациями, старые тетрадки с конспектами, высохшие фломастеры, монетки из разных стран и облезлая классика советского разлива, привезенная еще из родительской квартиры.

— Это Север, — сказала я и обхватила ладонями носок тапка, торчавшего с алюминиевой ступеньки. 

— Север? — переспросил он. 

— Мой бывший кот. 

Разглядев его замешательство, я добавила: 

— Он умер.

Рома смотрел на меня пристально. Теперь пристально смотрели двое — он и волк со шкатулки.

— Это прах кота? 

— Угу, — промычала я.

Север был помесью ангоры и какого-то дворового доходяги; в нем все было породистым — голубые глаза, белая пушистость, дружелюбие и только рыжее пятно на хвосте да общая тяга к мелкому бандитизму, выдавали в нем смешанное происхождение. Кота я завела на четвертом курсе. Он жил со мной и моей соседкой Ви в институтской общаге. Там, конечно, нельзя было держать животных. Но на нашем этаже расплодился целый подпольный зверинец. В комнате возле лифта пригрели огромного кролика, который перегрызал провода и всюду оставлял за собой веселые коричневые шарики, аспирантка в конце коридора разводила морских свинок на продажу, а по соседству с нами жила бородатая агама, которая любила сидеть на руках. Правда, только наш кот день и ночь нес караул возле двери и выпрыгивал из комнаты при любом удобном случае, так что мы носились за ним по этажам. Но нам все спускали с рук. Ви встречалась с охранником, а охранник дружил с комендантом. Месяца через четыре, когда Север возмужал, а нам надоело бегать за ним, я сбагрила котенка маме. К тому моменту похожая судьба постигла и кролика, и агаму — они все переехали к родителям своих безалаберных хозяев, и только морские свинки еще держались, но и они со временем куда-то пропали.

Рома стряхнул мои ладони и спустился. Его голос стал холодным, как зимний вечер за окном.

— Ты серьезно? Ты хранишь остатки кота рядом с кроватью?

Звучало так, будто я не просто храню урну с котом, а сама его и сожгла, причем живьем.

— И? 

Я не понимала, зачем портить особенный день — день, когда мы съехались.

 — Это очень странно.

Рома долго курил на балконе и смотрел на новостройки, покрытые темнотой и снегом. 

Я обиделась.

Через час он пришел на кухню. Уселся на табуретку и наблюдал, как я делаю фарш. Перекрикивая мясорубку, спросил:

— А почему он в коробке с волком?

Я пожала плечами.

— Ты не знаешь? — в его голосе проступила тяжесть, словно в него ссыпали мешок гравия, и слоги, как камешки, стучали друг о