Благодаря убранству стен Красной капеллы, построенной по велению Хатшепсут во славу Амона и недавно отреставрированной, нетрудно догадаться, почему Хатшепсут придавала обелискам столь важное значение. Те же настенные росписи объясняют и то, куда перемещали эти памятники. А доставляли их, должно быть, из Асуана в Фивы, где потом водружали в Карнакском храме. К своему юбилею Хатшепсут распорядилась поставить в Карнаке самый величественный обелиск на свете. Тутмос, будучи ее явным соперником, тоже приказал возвести обелиск в Карнаке. Однако царице не удалось извлечь из карьеров свой монумент – он и по сей день лежит на том же месте, неподалеку от Первого порога.

Поскольку Тутмос III тоже заказывал для себя огромные обелиски, легко представить себе, какое между ними было соперничество. В те времена было заведено так: кому удается заполучить самый высокий обелиск, тот и будет главенствовать в Карнакском храме; главное – чтобы пирамидальная верхушка монумента была как можно ближе к небесам! Впрочем, доподлинно неизвестно, существовало ли подобное соперничество между племянником и теткой на самом деле. Но как бы то ни было, на протяжении всей истории Древнего Египта цари пристально наблюдали друг за другом и сравнивали свои творения. Их извечная страсть иметь все самое прекрасное, большое и величественное всегда символизировала царское могущество. Поэтому вполне естественно, что два фараона, правивших вместе, стремились обладать самыми внушительными башнями, обелисками и святилищами, ибо подобные сооружения, по их разумению, позволяли им обрести вечность. То же самое и с царскими храмами Миллионов лет, возводившимися для того, чтобы прославить правителей на века. Считалось, что такие храмы должны быть непременно громадными и выдающимися.

Была ли Хатшепсут обожествлена при жизни?

Имел ли право фараон обоготворять себя, не заботясь о том, что тем самым может прогневать верховных жрецов? Был ли кто-нибудь из фараонов обожествлен до Хатшепсут? И готов ли был египетский народ смириться со столь великой дерзостью?

Хатшепсут вела себя так, словно хотела, чтобы ее почитали как богиню: она называла себя дочерью Амона, будучи на самом деле дочерью Тутмоса I, и утверждала, что ее кормилицей была богиня Хатор, тогда как в действительности кормилиц назначала ее мать Яхмос. Но Хатшепсут никогда не переступала грань, провозглашая себя богиней. Она не упоминает о «самообожествлении» ни в одной надписи, тем более что царь мог быть обоготворен только посмертно. Что же до обожествления великих царских жен, подобное происходило нечасто. Пожалуй, даже совсем редко.

Яхмес-Нефертари, жена Яхмоса и мать Аменхотепа I, была обожествлена много лет спустя после смерти ремесленниками из Дейр эль-Медины. Только царицу Тэйе, жену Аменхотепа III, обоготворили при жизни, что было внове и весьма почетно и потому достойно упоминания. Эхнатон считал свою супругу Нефертити суженой бога Атона, у которого не было жены. Так, она стала богиней, будучи царицей. Но в эпоху Хатшепсут еще ни одна царица не была обожествлена во время своего царствования, и царица-фараон, несомненно, рисковала бы впасть в немилость, отождестви она себя с божественным образом. Хатшепсут непременно прогневала бы верховных жрецов Амона, на чью поддержку, безусловно, уповала, находясь у кормила власти.

В сущности, фараоны во все времена правили Египтом при поддержке жречества, служившего разным богам. Так, в Мемфисе, когда этот город был столицей Египта, жрецы обладали практически такой же властью, что и жрецы Амона в Фивах. Впрочем, жрецы Амона получили еще больше власти после того, как столицей страны стали Фивы.

Тем не менее Хатшепсут велела вписать в свой картуш два главных своих имени на уровне росписей на второй террасе собственного храма Джесер Джесеру – «Священнейшего из священных». Одно из ее имен прямо указывало на придуманное ею родство с богом Амоном, однако надпись была частично сбита. И этот факт имеет не последнее значение, поскольку египтяне безоговорочно верили, что все написанное соответствует действительности. Как только записывалось некое сообщение, оно тут же обретало жизненную силу. И чтобы лишить надпись достоверности, да и уничтожить сам факт ее существования, написанное довольно было просто стереть. Однако никому и в голову не пришло бы разрушать крепкие узы, связывавшие, как считалось, Хатшепсут с ее божественным отцом Амоном. Так что неизвестными осквернителями могли быть, пожалуй, только жрецы, тем более что другая часть картуша осталась нетронутой.

Однако Хатшепсут не ограничилась обычным обустройством традиционных залов в своем храме. Она привнесла в их убранство и кое-какие новшества, рискуя навлечь на себя недовольство современников, которые не могли смириться с ее взглядами, казавшимися многим слишком уж новаторскими. Царица-фараон настолько преуспела в своем новаторстве, что оставила после себя несколько неразрешимых на сегодняшний день загадок.

Зачем Хатшепсут понадобилось строить в своем храме Миллионов лет две одинаковые капеллы Анубиса? И какой смысл заключен в этих двух одинаковых постройках?

Это открытие оказалось поразительным и не менее любопытным: на второй террасе храма Хатшепсут была возведена капелла Анубиса, а другая, точно такая же, помещалась ярусом выше. Сооружения тут же привлекли внимание исследователей-специалистов и египтологов-любителей. Зачем надо было строить святилища богу Анубису с головой шакала? Быть может, они служили царице-фараону для каких-то личных целей? Первую капеллу, расположенную на второй террасе, могли использовать для светских ритуалов, а вторую – для религиозных таинств. Что если во время праздничных богослужений Хатшепсут действительно справляла в каждом святилище некий таинственный обряд?

Открытие породило множество самых разных гипотез. Возможно, Хатшепсут распорядилась построить первую капеллу для себя, чтобы почитать бога Амона, а вторая служила для тех же целей Тутмосу. Как бы то ни было, ни в одном египетском храме никогда не строили две одинаковые капеллы, притом одну над другой. Таким образом, здесь мы имеем дело со случаем беспримерным и своеобразным.

Хатшепсут любила все необычное и новое. Она с удовольствием выслушивала предложения архитекторов, которые уже построили для нее невероятных размеров храм по образу святилища Ментухотепа II, воздвигнутого там же, в Дейр эль-Бахри. Строительство этого храма возглавил незаменимый Сенмут, тем более что он же долгие годы наблюдал за разработкой его конструкции. Между тем Тутмос III, не раз пытавшийся сравняться с Хатшепсут, поразить ее воображение, а то и превзойти, тоже приказал построить себе храм Миллионов лет в Дейр эль-Бахри – между святилищами тетки и Ментухотепа. Речь, конечно же, шла о храме с террасами. Сегодня это величественное сооружение почти полностью разрушено. Впрочем, храм был восстановлен, но лишь частично. Однако же воссоздать его целиком в первозданном виде – так, как храм Хатшепсут – оказалось делом невозможным. А строили его сорок лет.

Внимание любопытных привлекало и другое сооружение: построенный в Карнаке храм Маат. Отличавшийся излишней новизной, он пришелся по нраву далеко не всем. Быть может, поэтому его в конце концов и сровняли с землей.

Что называли «Священнейшим из священных»?