– Поприветствуем нашу новую сестру! – захлопала в ладоши Фиджан, и мечтатели подняли бокалы в третий раз.

***

То, что я поначалу приняла за стихи, были мечты членов нашего общества. Они произносили их торжественно, нараспев, словно поэмы. Иногда, чтобы показаться возвышенными, мечтатели говорили какую-то ерунду о недостижимых в своей божественности духовных высях, и тогда становилось забавно слушать их кичливые, разбавленные вином речи. Но я помню моменты, когда кто-то рассказывал совершенно искренне – о бесстрашных ветряных мельницах, о далеких зеленых лугах, которым не бывать в Кейптауне, о свежем румяном хлебе, выпеченном в самом начале сентября, о душном безумии пыльного придорожного городка.

Все мы мечтали по-разному, правом каждого было говорить правду или лукавить. Для мечтателей действительно не существовало правил: они говорили что хотели, не критикуя и подчас даже не слушая друг друга.

Я никогда не пила с ними вина, только чай. Наверное, потому мысли мои оставались ясными. И всякий раз, когда я слышала о чьей-то прекрасной утопии, она вдохновляла меня. Словно платье, я примеряла мечту, почти становилась ее обладательницей. Но затем, по пути домой или лежа ночью на маленьком топчане, понимала: она не моя, и ее воплощение не принесет ни счастья, ни даже чувства полноты.

Мне кажется, многим мечтателям, чьи души еще не окрепли, было опасно находиться там, но меня наши встречи научили отличать от своих чужие грезы, уважать их красоту и при этом не желать так же страстно.

Что касается Фиджан, она тоже часто молчала. Похоже, происходящее являлось для нее таинственной игрой, полной ритуалов и церемоний. Словно среди своих книг, расставленных по ведомому только ей порядку, бродила эта девушка среди нас, поправляя наши одежды, слова и мысли. Ей нравились самые безумные идеи мечтателей, такие она всегда поддерживала вином и аплодисментами. Но Фиджан не жила ими, как многие, приходящие в ее лавочку. Пожалуй, мою подругу тоже стоило назвать безнадежной мечтательницей, но гораздо более изощренной. Ведь все наше маленькое общество было только узором, картиной на ее стене.

***

– Сегодня мы отправляемся к морю, – сообщила однажды вечером Фиджан, когда я заглянула к ней почитать и выпить чаю. – Будет много ветра, воды… Все как ты любишь.

– Иду с вами, – тут же кивнула я.

В лучах ярко-алого заходящего солнца мы спустились к побережью. Чтобы остаться в одиночестве, пришлось отойти далеко от пляжей и подняться в гору, оставив шумный Рыбацкий квартал позади.

Предвкушая чудесный вечер, мы расстелили на земле пестрые покрывала, я захватила немного фруктов, которые перед уходом вручила Халия.

– Будем ждать, – мечтательно раскинувшись на одеяле, сказала моя подруга.

Долго томиться не пришлось; через пару минут к нашему пикнику стала слетаться разношерстная публика.

Честно говоря, я узнавала далеко не всех. Ведь мечтатели все время выглядели по-разному. Но сегодня среди них виднелось довольно много знакомых лиц.

– Вина! – попросил кто-то, и пир начался.

Здесь у моря как-то неловко было говорить глупости, поэтому фантазии, озвученные в тот вечер, оказались простыми и чистыми.

– Почему вы называете себя тайным обществом? – поглаживая рукой белый песок, спросила я. – Разве кто-то запрещает вам собираться?

– Конечно, нет, – пожала плечами Фиджан. – Кому понадобится горстка детей, безобидно мечтающих, к тому же каждый о своем?

– Тогда зачем?

– Просто так интереснее. Будь в этих краях халиф или шах, который преследовал бы нас… О! – Она вскочила и впервые за долгое время продекламировала вслух: – Вот бы нам под страхом смерти запретили встречаться! Какими бы осмысленными, значимыми стали тогда сходки! И пусть бы нас травили, бросали в темницу, наказывали за наши мечты… Во имя них братья и сестры стерпели бы все… Но увы, мы – свободны… – грустно закончила она, плюхнувшись на одеяло.

– Что тебя гложет? – попыталась узнать я.

– Ничего, совершенно ничего… Почему ты не пьешь вина? – внезапно рассердилась Фиджан. – Неужели ты не сестра нам?

Я задумалась. Мне нравились встречи мечтателей, но было ясно – рано или поздно придется оставить их. Слишком чуждо мне было пафосное выкрикивание заветных желаний в толпу, пусть даже она величала себя священным союзом.

– А давайте соберем этим вечером урожай? – прервала мои мысли наша вдохновительница.

Вокруг стало тихо. И только спустя минуту все начали переговариваться одобрительно, понизив голос и, словно преступники, оглядываясь по сторонам.

Как в трансе, мечтатели одновременно встали, собрали вещи и гуськом двинулись по тропинке прочь от моря.

– Куда мы идем? – цепляясь на крутом подъеме за рукав рубашки Фиджан, спросила я.

Синяя кейптаунская ночь уже успела накрыть нас плотным мягким одеялом.

– В Бахче-Ар – Сад Желаний, – таинственно ответила мне подруга.

Сад Желаний невозможно было увидеть, находясь за его пределами. От моря и добропорядочных районов Кейптауна его заслоняли невысокие скалистые отроги. Весь Бахче-Ар умещался в две-три длинные извилистые улочки, потерявшиеся среди древних хребтов Кейптаунских гор. Попасть туда можно было только по шаткой тропинке, что петляла среди колючих кустов. Это также был единственный путь, чтобы выбраться из Сада Желаний, потому что все его дороги заканчивались тупиками, а узкие деревянные домики в несколько этажей жались прямо к скалистым стенам.

– Из-за того, что Сад спрятан между утесами, здесь всегда темно, – полушепотом проговорила Фиджан. – Даже в полдень в него почти не заглядывает солнце.

Я старалась не разговаривать, полностью сосредоточившись на крутом подъеме. И вот впереди показались чугунные ворота.

– Пришли… – выдохнул кто-то из мечтателей.

Будто воры, они крались сквозь распахнутые настежь черные створки и исчезали в дымном мраке Бахче-Ар.

Я осторожно дотронулась до тонких чугунных решеток. Их украшали кованые виноградные лозы, пятиконечные звезды с кружевными лучами, нежные полумесяцы и даже сверкающие в чернилах ночи золотые солнца.

Чтобы не потеряться, я поспешила за удаляющейся подругой.

Хотя возле каждого домика в Саду Желаний горели огни, квартал выглядел темным и зловещим. В воздухе сильно тянуло горьковатым кофейным запахом, смешанным с ароматом аниса.

Из некоторых окон доносилась громкая музыка, смех; другие наоборот – стояли притихшие, тускло посвечивая таинственными огоньками сквозь закрытые ставни.

– Куда мы идем? – с тревогой спросила я.

Но моя провожатая только указала рукой в темноту. Она все брела, механически сворачивая, ориентируясь на ощупь или отмеряя шаги во мраке.