Всю ночь завывал и стонал ветер, ревел прибой, из темной бухты доносился оглушительный треск и механический грохот.

Когда Кассиан проснулся, ветер уже утих. Море было как лист голубого стекла. Из правого глаза Череп-горы поднималась тонкая ниточка дыма. Шторма как будто и не было, если не считать одной перемены.

Вчера «Клептоман» черной громадиной лежал на песчаной банке.

Утром от него не осталось и следа.

* * *

За несколько дней Кассиан превратил две спасательные шлюпки с «Клептомана» в маленькие, но изящные паровые катера. Время от времени в лагуну заплывали громадные суда. На многих можно было увидеть кучи дерущихся детей. Суда вежливо заворачивали обратно, а экипаж парового катера раздавал пригласительные карточки с витиеватым шрифтом:

* * *

Вторник выдался ясным и солнечным, легкий бриз весело шелестел в пальмовых ветвях и надувал паруса множества яхт, плывших с материка. Перед якорной стоянкой Кассиан, сидя в паровом катере, регулировал движение. Его тропический мундир с золотыми галунами дивно сверкал на солнце, а Маргаритке удалось смыть с его лица почти всю грязь и смазку, кроме самой въевшейся.

С грохотом падали якоря. Вскоре несколько десятков яхт белоснежными лебедями покачивались в зеленых отражениях деревьев. Шлюпки с гребцами доставляли гостей на берег. Оттуда гости направлялись в конференц-центр Лагеря Благонравия, куда, дорогой читатель, наверняка заглянешь и ты.

Конференц-центр был оборудован мебелью и другими приспособлениями с «Клептомана» и расположен на очаровательной полянке среди пальм. Красные бархатные кресла стонали под могучими задами собравшихся миллионеров, которые рыдали от восторга, слушая лекцию Маргаритки о Вежливости, и бешено аплодировали в конце. Примула радостно хлопотала возле установленных под деревьями плит. Блестящие на солнце сковородки отражались в ее добрых голубых глазах, и соусы у нее получались нежные и великолепные. Она с наслаждением наблюдала, как сметают с тарелок ее стряпню — в особенности Мальчик-дикарь Дин, который, по ее мнению, нуждался в усиленном питании. Сквозь пар, поднимающийся над его четвертой порцией мяса по-мексикански, она увидела Кассиана. Его рука в белоснежной перчатке была поднята — он указывал место стоянки очередной яхте.

В лагуну с гудением ворвался большой катер. Его кильватерная струя окатила парадный мундир Кассиана. Катер промчался к берегу, с грохотом выбросился на песок и застыл, дымясь. Он был темно-серый, с черными окнами, и выглядел зловеще. На берег высыпали мелкие мужчины в черных костюмах.

Примула повернулась к Дину. Он сделался белым, как песок на берегу, который был белым как мел, а, может, еще белее.

— Что не так? — спросила она, засомневавшись в своем мясе по-мексикански.

— Это он! — прошептал Дин побелевшими губами.

— Он? — повторила Примула, обрадованная тем, что с мясом всё в порядке. — Кто?

— Не спрашивай! — закричал Мальчик-дикарь и спрятался за плиту.

Из темно-серого катера вылезли мужчина с мальчиком. Люди в черных костюмах помогли им спуститься, и они зашагали по берегу так, словно были здесь хозяевами.

Когда Примула обернулась, от Мальчика-дикаря остались только глубокие следы на песке.

* * *

Через несколько минут с берега приплелся мокрый насквозь Кассиан. Хозяин темно-серого катера стоял, прислонившись к пальме, курил тонкую сигару и смотрел вокруг с выражением «видал я всё это». Рядом стоял тощий мальчик в темных очках и ковырял ствол пальмы охотничьим ножом длиной с хорошую саблю.

Что-то подсказывало Кассиану, что это не совсем нормальные миллионеры. Нормальные миллионеры были толстыми и шумными. А этот был худой и тихий, как змея. И мальчик был худой, с прической, как пальма, в темных очках и с таким же ядовитым взглядом, как у папаши.

Кассиан скинул мундир и повесил его сушиться на солнышке, оставшись в футболке и широких шортах. Потом он подошел к худому человеку и тонким дрожащим голосом сказал:

— Здравствуйте, добрый человек, я потерял мамочку.

Худой человек поднял брови, такие же густые, как его тонкие черные усики.

— Не повезло, — сказал он.

— Помогите мне, пожалуйста, господин.

— Бог поможет, — сказал худой и внушительно сплюнул уголком рта. — В этой жизни, пацан, ты либо полковник, либо покойник. Вот оно как: один приходишь в этот мир и один из него уйдешь.

— Так вы мне не поможете?

— Помогу? Хе, — сказал худой и улыбнулся, показав золотой зуб. — Перебьешься. Или не перебьешься. Меня не колышет.

— А как вас зовут, господин?

— Меня зовут Гомес Элеганте, если кто не боится произносить мое имя. А это мой сын, Гомес Чико. Запомни его лицо. А теперь хиляй отсюда.

— Это как?

— Вали. Мотай. Катись. Канай. Слова понимаешь, или тебе картинку нарисовать?

— Пахан тебе говорит: исчезни, — пояснил худой мальчик в темных очках.

Но Кассиан уже шел через рощу к детской.

Из-за дерева опасливо высунулось веснушчатое лицо Мальчика-дикаря Дина.

— Он ушел? — прошептал Дин.

— Кто?

— Он.

— Гомес Эле…?

— Не говори! — прошептал Дин, от страха вращая глазами.

— Элег…

— Нее-ет! — застонал Дин и снова умчался, взрывая босыми ногами песок.

Итак, Гомес Элеганте носил костюм миллионера, туфли миллионера и усики, которыми Кассиан хотел обзавестись как можно скорее. Но повадки у него были совсем не миллионерские. Он смахивал, скорее, на грабителя, только без грабительской сердечности и любви к веселью — а ведь именно из-за этого с ними, с грабителями, было так легко и приятно общаться.

Кассиан решил последить за Гомесом Элеганте. Он пообедал и отправился в дозор. Публика наблюдала за спектаклем «Скачки малышей» в исполнении двух карликов-конокрадов.

Были там и Гомес Элеганте с сыном — оба по-прежнему держались в тени. Гомес Чико задумчиво отрывал ножки муравью. Старший Гомес увлеченно беседовал с другим человеком. Этот другой был в зеленых резиновых сапогах и в зеленом резиновом фартуке, из кармана которого торчали зеленые резиновые перчатки.

Хорошо знакомый Кассиану человек: папа Крошки, бывший Президент «Гигантов Крошки», Директор Корабельных Уборных собственной персоной. Папа Крошки с большим интересом слушал Гомеса Элеганте.