— Садист, который заранее купил весь инструментарий… По-моему, он ее туда завлек, он заранее готовился убить ее, — отвечает Ян.

— Или просто убить женщину, все равно какую! — шепчет Франсина Ачуель. — Господи, меня просто трясет! Надеюсь, они его быстро поймают.

— А я так не думаю. Гм-м, какой вкусный кекс! У них абсолютно никаких зацепок, — отвечает ей Ян, и в его голосе слышится какое-то удовлетворение. — Он явно был в перчатках. Ах да, я забыл, они нашли кусок пластиковой пленки, покрытый кровью бедной девушки. Наверное, он закрывался ею, чтобы не испачкать одежду.

— Хватит, меня уже мутит! — протестует Франсина.

— Как угодно. Что этот тип с санками — позвонил? — спрашивает Ян.

— Да, завтра к десяти утра все будет готово. Ян организовал санные прогулки для наших подопечных, на собачьих упряжках, — объясняет нам Франсина.

— О, это, должно быть, великолепно! — восклицает Иветт.

— Так поехали с нами! — с энтузиазмом предлагает Ян.

Эта идея мне, в общем-то, нравится. Если хорошо закутаться, прогулка на свежем воздухе, под задыхающееся сопенье хаски… Как на Дальнем Севере… Я сжимаю руку Иветт в знак согласия.

Мы назначаем встречу на завтра, потом Иветт дает сигнал к отъезду.

В машине разговор, конечно, заходит о больных. Юго рассказывает нам, что Жан-Клоду осталось жить считанные годы.

— У него симпатичное лицо, но он такой худой! — сочувственно замечает Иветт. — А астроном — так просто красивый парень, — добавляет она после короткой паузы, а потом грустно заключает: — Как это грустно!

— Он очень страдает из-за своего состояния, — говорит Юго, — он его стыдится. Ему очень тяжело. Я постоянно проверяю его лекарства.

— Вы боитесь, что он может покончить с собой? — восклицает Иветт.

— А кто знает? Все на свете считают его дебилом, а ведь он — дипломированный математик. Такое нелегко пережить, вы понимаете.

Да, я-то понимаю. Я помню, как после случившегося со мной несчастья всем казалось, что я обречена на чисто растительное существование. Жуткое чувство беспомощности, когда ты не можешь быть услышанной, не можешь показать, что все понимаешь. Эти воспоминания наводят меня на мысль о том, что в начале февраля мне предстоит новое обследование в Париже. А потом, может быть, новая операция. Кто знает? Если после каждого хирургического вмешательства я буду становиться хоть на чуть-чуть более самостоятельной, быть может, лет через десять я сыграю «Чижика».

— Ну, а что касается Леонара, — продолжает Юго, — когда он учился в последнем классе и готовился к поступлению в Политехнический институт, в его школе случился пожар. Погибли пятнадцать его соучеников. Он был в страшной депрессии и долгие годы находился под наблюдением психиатра. Мадам Ачуель сочла нужным рассказать нам об этом, если знаешь историю болезни, то легче помогать человеку.

Да, мрачноватая история. Юго мягко переключает скорость. Рев мотора соседней машины, гудок, скрип тормозов.

— Людям нравится бросаться под колеса! — комментирует Юго.

Добавляет со смехом:

— Знаете, когда мы выводим наших на прогулку, это просто цирк! Вчера вдруг пропала Магали, я нашел ее в магазине. А Бернар чуть не попал под автобус. Решил перейти улицу, чтобы посмотреть на пирожные в витрине булочной.

— Вы позволяете ему есть, сколько он хочет? — спрашивает Иветт.

— Вообще-то ему предписан строгий режим, но… Бернару трудно вписаться в коллектив, он долго жил вдвоем с матерью. Он одновременно глупый и хитрый, слишком покорный. Именно такие способны внезапно перейти к действиям и наделать глупостей.

— А Кристиан? Он меня немного напугал, — признается Иветт. — Это настоящий великан, — поясняет она мне.

— С Кристианом дело другое. В детстве он страдал от дурного обращения, его пришлось забрать из семьи. Он парень импульсивный, обожает играть словами и созвучиями. Вовсе не глуп, но чрезвычайно инфантилен. Ребенок ростом метр восемьдесят пять и с телом регбиста.

— Да все они немного дети, переодетые во взрослых, — шепчет Иветт. — Заброшенные дети, оставленные один на один со своими несчастьями.

— Эге! А нас, воспитателей, вы не считаете? Мы заменяем им недостающих родителей.

— Простите, я вовсе не хотела усомниться в вашей преданности делу. Нам сюда, направо!

Визг шин, санитарную машину слегка заносит на скользком шоссе, этот разговор навел на меня грусть.

Дома Иветт, ворча, устремляется к телевизору: ее передача уже началась. Я подъезжаю на кресле к приоткрытому окну. Уже поздно, я слышу, как скрипит снег под ногами возвращающихся с лыжной прогулки, слышу позвякиванье цепей проезжающих машин. Поднялся ветер, влажные хлопья падают на окно, на мой нос, щеки, губы, от них прохладно и свежо. Иветт раздраженно спорит с какой-то репликой ведущего. Я тихонько улыбаюсь, но тут же вспоминаю о замученной молодой женщине, и мне больше не хочется улыбаться. Прошлая ночь была такой же тихой, как сегодняшняя, но в этой тишине в страшных мучениях умирал человек.

— Элиз…

Я вздрагиваю. Мне показалось, или за окном кто-то действительно шепотом произнес мое имя?

— Элиз…

Нет, не показалось. Кто-то зовет меня. Ян? Здоровой рукой я пошире открываю окно и задеваю за что-то. Это лицо? Да, наверное, лицо. Я протягиваю руку, но она повисает в пустоте. Потом в мои пальцы вкладывают мягкий пакет.

— Для тебя, любовь моя, — шепчет голос.

Опять!

Скорее, скорее, где мой блокнот? «Кто вы?» — я протягиваю листок в окно.

Короткий неприятный смешок. Ощущаю прикосновение чьей-то горячей руки к своей и отдергиваю руку. Звук удаляющихся шагов. Мой таинственный гость ушел! Я подъезжаю к Иветт, которая ничего не заметила. В недоумении ощупываю небольшой пакет, нюхаю его. Как я и подозревала, пахнет мясом. Поставщик бифштексов снова заявил о себе!

Кусок мяса. О, Господи! Бифштекс! Ощущение, словно меня ударили кулаком в живот. «Срезали … словно … хороший бифштекс…». Я разжимаю пальцы, пакет падает на пол.

— Что такое? Ой, да что же это? Опять кусок мяса? Откуда вы их берете?

Как будто я нарочно это делаю! Рука дрожит, но я заставляю себя написать: «Кто-то передал мне через окно».

— Ну, это уже полный бред!

Шелест разворачиваемой бумаги.

— Точно, мясо! Хорошее красное мясо, как в прошлый раз. Честное слово, не понимаю…

«Позвони Яну».

— Не понимаю, какое отношение к этому мясу имеет Ян, ясное дело, он так шутить не станет.

«Позвони Яну».

— Ладно, ладно, как скажете, — ворчит Иветт, снимая трубку.

Пока она довольно бессвязно излагает ему нашу проблему, я подсовываю ей записку.