Кит задумался. Ясно, что друг Юрик не шутит. Кроме того, он безусловно прав, и возразить ему трудно. Говорить о том, что он выдвигает какие-то непомерные требования, не приходится. Разъяснять же сложности и проблемы, возникающие ежеминутно, втусовывать[4]опасности, с которыми связано добывание заказанных герлух, — дело пустое. Это и впрямь не его головная боль.

— Есть у меня ещё одна в загашнике. Отдельно.

— Я что-то не понял, Кит…

— В отключке она… Клёвая девочка, похоже, только начала зависать. Может, и вовсе впервой вмазалась. Может, самая подсадка. Короче, откололась фундаментально. Эскулап её посмотрел, тут же взял кровь и посадил на капельницы. Поэтому я тебе и не стал её показывать сразу, а в нижний бокс упаковал и Надежду приставил…

— Веди уже, наконец!

Они спустились вниз, в подвальные помещения, где находились различные технические службы: щитовая и котельная, винный погреб и холодильник, сауна и мастерская. Кит стукнул в одну из дверей, которая почти сразу открылась. На пороге стояла стройная молодая женщина в светло-голубых джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе.

— Вот, — бросил ей Кит, — зашли на твою подопечную глянуть. Как она, не оклемалась ещё?

— Один раз очухалась, — ответила та, отступая в сторону, — но ненадолго. До ветру сбегала — и опять… Сейчас, кажется, заснула после капельницы.

Молодые люди подошли к постели, и Кит осторожно поднял одеяло.

— Как? — почти шёпотом спросил он.

— То, что надо, — кивнул его партнёр и так же тихо добавил: — Ладно, укрой. Простудишь!

Они вернулись к двери.

— Что, чаровница наша, — Юра приобнял Надежду за талию, — придётся потрудиться малость. Постарайся поскорее привести детку в божеский вид. Ну и… просвети без лишних эмоций, подготовь, так сказать, к работе. Договорились?

Он слегка шлёпнул её.

Кисло улыбнувшись в ответ, девушка закрыла за ними дверь.

Уже сев за руль, Юра многозначительно взглянул на приятеля, вышедшего его проводить:

— Проследи, чтобы никто из твоих коблов к этой детке на пушечный выстрел не приближался.

— Будь спок! — понимающе ухмыльнулся Кит. — А про беленькую ты уже забыл?

— Беленькую тоже придержи пока. Остальных — отправляй… И заясни, наконец, своим муфлонам[5], чтобы привозили не младше шестнадцати! Педофилы долбаные…

* * *

В её замутнённом сознании всё сплавилось в один сплошной конгломерат какого-то фантастического кошмара. Снова и снова прислушивалась она к себе и вновь и вновь убеждалась, что это — не сон и не глюки. Болело всё: голова, руки, ноги… Тошнота приступообразно подкатывала к горлу… Неведомый до сих пор привкус обжигающей горечи иссушил всё во рту. Мучила дикая жажда, и какой-то мерзкий химический запах буквально изматывал, словно в нос были вставлены ватные тампоны, пропитанные неким ядовитым веществом. Так плохо ей не было ещё никогда.

Она, в который раз, попробовала открыть глаза, но вместо этого опять провалилась в темноту…

…Первое, что она увидела, придя в себя, — лицо склонившейся над ней незнакомой молодой женщины. И тут же услышала её голос:

— Наконец-то! Уж и не знаю, с прибытием или с возвращением!

— Где я? — еле слышно просипела она.

— Хороший вопрос, — ухмыльнулась девица, распрямляясь и отходя от её постели.

Она достала из кармана джинсов зажигалку, закурила и, сев в кресло, сквозь сигаретный дым щуро взглянула на девушку:

— Тебя как звать?

— Алёна, — слабо ответила та.

Незнакомка вздёрнула бровь:

— Алёна! Лена, что ли?

— Нет, Алёна.

— Ладно, Алёна, так Алёна. А меня зовут Надежда. Такое обманное имя.

— Почему обманное? Хорошее и…

Девушка закашлялась, недоговорив.

— Ах, какие мы нежные! — Надежда загасила окурок. — Ничего, это излечимо. Скоро будешь чадить как паровоз.

— Нет, — хотя и тихо, но твёрдо возразила Алёна, — курить я никогда не буду.

— Ну да, — согласилась женщина не без иронии, — и пить, конечно, тоже!

Она встала, подошла к небольшому столику в углу, на котором стояло несколько бутылок, плеснула себе что-то в рюмку и привычным движением опрокинула её в один глоток.

— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, — почти продекламировала она и недобро уставилась на Алёну.

— Напрасно вы мне не верите, — спокойно сказала та, глядя на неё из-под опущенных ресниц.

— О, ещё и «вы»! Обидеть, что ли, хочешь?

— Нет, почему?

— По земле!

— Что? — не поняла Алёна.

Надежда налила себе ещё одну рюмку и выпила так же порывисто, как первую.

— Тебе сколько лет? — вместо ответа задала она вопрос.

— Семнадцать.

— Понятно. И хочется, и можется, да мама не велит.

— Зачем вы так?

— Так — это как? — в очередной раз усмехнулась новая знакомая и снова спросила, вдруг, как под дых дала: — Давно зависаешь?

— Да нет, — смущённо ответила Алёна. — Я этим вообще не балуюсь. Попробовала только. И сразу — вон как…

— Ага, первый блин — комом, значит… Слушай, а что ж ты, такая вся из себя положительная, на ночную дискотеку попёрлась? Сидела б дома, вышивала крестиком. Мамаша подыскала бы тебе такого же правильного очкарика из вундеркиндов. — Она и не думала скрывать насмешку. — Ходили б вы с ним в музеи и театры, а в свободное время плодили вундеркиндиков. «Только попробовала…» Скажи ещё, что впервой! Ты кому мозги полощешь, пацанка? Я ж тебя раздевала!..

— Зачем так волноваться-то? — Алёна села на кровати, кутаясь в одеяло. — Где мои вещи? Я в туалет хочу.

Надежда хмыкнула и, подняв сиденье кресла, внутри которого оказался ящик, достала оттуда огромную фланелевую рубашку:

— На пока, накинь «пальтишко»! Ты, как, сама дойдёшь или помощь нужна?

— Думаю, дойду. — Девушка действительно утонула в рубашке. — Знать бы только — куда?

— Идём уже.

Надежда нехотя поднялась, направляясь к двери…

— Нет, а всё-таки, — вновь спросила Алёна, когда они вернулись и она, зябко дрожа, прямо в рубашке, больше напоминающей халат, снова забралась под одеяло, — где я, а?

Надя пристально взглянула на неё, закурила новую сигарету и как-то мрачно-спокойно ответила: