Я написал адрес на бумаге, которую обнаружил на столе, оторвал кусочек и вручил его девушке.

– Что вы скажете о сумме в десять фунтов? – произнес мужчина, буравя меня своими маленькими глазками. – Обычно я беру двадцать, а иногда и пятьдесят. Но Вулверхэмптон не Коста-Брава, а вы, как я вижу, человек утонченных вкусов.

– Почему вы так решили? – спросил я, главным образом для того, чтобы выгадать время и придумать, где достать деньги.

– Я понял это еще вчера, увидев, на какое место вы сели. Поверите ли, на каждое наше шоу приходит зритель, который выбирает именно это место. Место для людей с утонченным вкусом. Я уже понял, таких людей не стоит вытаскивать на сцену, потому что они этого не хотят. У них слишком нежная душа, и я их за это уважаю. Кстати, такие зрители часто уходят, не дождавшись конца, – в точности как вы. Но я все равно радуюсь, когда они есть. Они, так сказать, поднимают наш уровень. Именно они интересуются частными представлениями и готовы за них заплатить. А я, как вы понимаете, должен заботиться и о финансовой стороне вопроса.

– У меня сейчас нет десяти фунтов наличными, – признался я. – Но, полагаю, я сумею их раздобыть, даже если мне придется нарушить закон.

– В этом мире нам часто приходится нарушать закон, – изрек мужчина. – В особенности если мы любим пожить красиво.

– В вашем распоряжении почти целый день, – сказала девушка, сопроводив свои слова одобрительной улыбкой.

– Выпьете еще чашечку чая? – осведомился мужчина.

– Нет, спасибо.

– Точно?

– Точно.

– Тогда мы пойдем. Сегодня у нас назначено дневное шоу, но выступать, скорее всего, придется перед горсткой детей. Скажу Мадонне, чтобы она даром не растрачивала силы. Берегла себя для вашей вечерней встречи.

По пути к дверям девушка обернулась и бросила на меня взгляд – долгий и многообещающий. Когда она встала, я обратил внимание, что вся ее одежда для нее несколько велика: юбка слишком длинна, жакет и блузка сидят мешковато, словно эти вещи принадлежали не ей. В довершение всего меня пронзила острая жалость к ней. Какие бы фокусы они с напарником ни устраивали во время шоу, жизнь у этой девушки была явно не из легких.

И мужчина, и девушка сочли за благо не упоминать о моем нетронутом пироге. Я завернул его в салфетку и сунул в портфель, оставив салат на тарелке, заплатил по счету и отправился на следующую встречу.

Для того чтобы добыть деньги, не пришлось совершать ничего противозаконного.

Трудно было предполагать, что в тот день я сумею настроиться на решение деловых вопросов, однако я изо всех сил старался это сделать; я чувствовал, что захожу в темные безбрежные воды и что мне следует, доколе это возможно, не упускать из виду сушу. Итак, я заставил себя продолжить обход магазинов, и в одном из них произошло нечто совершенно неожиданное: стоявшая передо мной задача разрешилась без всяких усилий с моей стороны. Владелец магазина, приятный седовласый джентльмен по имени мистер Эдис, казалось, только и ждал, когда я войду в дверь, чтобы прийти мне на помощь. Отлично, что старому астматику Бэнтоку нашли замену, заявил хозяин (кажется, я до сих пор не упоминал о том, что Бэнток страдал астмой, но это было известно всем). Судя по блеску у меня в глазах, я прекрасный парень, продолжал он. Да, именно так он сказал, уверен, что я ничего не привираю: судя по тому, что произошло дальше, я действительно ему понравился. Он спросил, что я намерен делать нынешним вечером. Испытав приступ гордости – ведь прежде мне не часто приходилось давать подобный ответ и при этом не кривить душой, – я сообщил, что у меня свидание с девушкой.

– С девушкой из Вулверхэмптона? – уточнил он.

– Да. Мы с ней познакомились вчера, когда я только приехал в город.

Меня самого удивило, что я сделал подобное признание: как видно, у меня возникла потребность укрепить мистера Эдиса в хорошем мнении о моей персоне.

– И какова она из себя? – спросил он, полузакрыв глаза, так что я разглядел его красные морщинистые веки.

– Она восхитительна!

Говоря о своих девушках, мужчины обычно употребляют именно такие избитые выражения; слов, передающих мои истинные чувства, я найти не мог.

– У вас достаточно монет, чтобы весело провести с ней время?

Я был так поражен этим вопросом, что лишился дара речи; мистер Эдис продолжал, не дожидаясь моего ответа.

– Сможете ее чем-нибудь побаловать?

Я видел, что возбуждение его растет с каждой секундой.

– Честно говоря, мистер Эдис, с деньгами у меня проблема, – пробормотал я. – Вы же знаете, я только начинаю работать.

Про себя я решил, что попробую вытянуть у него фунт, разумеется, взаймы; народ в Мидленде, как известно, прижимист.

Но он неожиданно вытащил купюру в пять фунтов и помахал ею у меня перед носом.

– Деньги ваши – на одном условии.

– Сделаю все, чтобы выполнить это условие, мистер Эдис.

– Приходите завтра утром после того, как моя жена уйдет на работу – она работает инспектором дорожной полиции и пропадает целыми днями, – так вот, приходите сюда и расскажите мне о вашем свидании во всех подробностях.

Идея отнюдь не пришлась мне по душе, но я моментально сообразил, что смогу наврать с три короба или даже нарушить соглашение и не приходить вовсе; к тому же другой возможности раздобыть деньги у меня не имелось.

– Конечно, мистер Эдис. Без проблем.

Он вручил мне купюру.

– Вы славный мальчик, – произнес он. – Потратьте на вашу подружку эти деньги и взамен получите все удовольствия, что она может предоставить. Когда дойдет до самого главного, вспомните обо мне. Впрочем, понимаю, это вы вряд ли сделаете.

Что касается недостающих пяти фунтов, то я решил, что возьму их из суммы, выданной мне на дорожные расходы; я сознавал, что неделю-другую мне придется отказывать себе во всем и, возможно, немного помухлевать с кассовыми книгами – этим мы все время от времени занимались. Надо сказать, в ту юношескую пору моей жизни разговоры о деньгах были мне ненавистны. Я ненавидел эти разговоры даже сильнее, чем работу, дающую возможность деньги получить. Мадонна отнюдь не казалась мне продажной женщиной; если бы я считал ее таковой, я бы себя презирал. Судя по тому, как она держалась, она тоже не воспринимала меня как источник доходов. Как именно она меня воспринимала, я не мог себе представить и потому пытался не думать об этом вовсе…

Меблированные комнаты, рекомендованные дядей Элайасом, не относились к числу заведений, где посетителям достаточно позвонить в дверной колокольчик, чтобы их впустил швейцар. Для того чтобы проникнуть туда, не будучи постояльцем, следовало приложить немало усилий; оказавшись внутри, приходилось затратить еще больше усилий, чтобы найти нужного вам человека. Именно поэтому я счел за благо встретить Мадонну и с половины десятого принялся прогуливаться по улице взад-вперед. Не перед самым домом, где располагались меблирашки – это могло вызвать ненужные вопросы и осложнения, – а в некотором отдалении. Шагая туда-сюда, я выглядывал ее во все глаза и напрягал уши, пытаясь услышать цоканье легких каблучков по асфальту. Сумерки сгущались, но еще не окончательно стемнело. Прохожих на улице было мало – отчасти потому, что шел мелкий дождь, который не редкость в Мидленде; легкая морось, которую вы едва замечаете, но которая тем не менее способна промочить вас насквозь. Если бы не этот дождь, я наверняка вышел бы из дома еще раньше. Полагаю, излишне упоминать о том, что весь день я метался, как кот на раскаленной крыше. В промежутке между визитами в магазины я уселся на скамейку и под начинающимся дождем впихнул в себя кусок злополучного пирога. Где-то в половине шестого я выпил чашку чая с рогаликом в кафе, в котором был вчера вечером. Ни есть, ни пить совершенно не хотелось. Но я понимал: учитывая то, что мне предстоит, подкрепиться необходимо. Впрочем, надо признать, я даже отдаленно не представлял, что именно мне предстоит. Когда доходит до первого опыта, он всегда непредсказуем, вне зависимости от того, мало или много вам рассказывали желающие просветить ваше невежество. Я изводился бы от волнения, ожидая любую женщину, не говоря уже о моей обожаемой Мадонне.