– Нужно поговорить с ними. Позвони Самсонову, пусть соберет всех, ты объяснишь, что и как. В конце концов, если бы не Малыш, ничего бы они не имели, это он их всех из дерьма вынул и сделал тем, что они есть теперь. Они обязаны помочь тебе.

– Вряд ли они вообще захотят говорить со мной, ты ведь знаешь, как ненавидит меня Самсон, еще с тех пор, как под Мастифовой «крышей» ходил и деньги нам не хотел возвращать, – вздохнула Марина.

– Заставь, Маринка, ты сможешь! – и в его глазах мелькнул злой огонек.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – медленно произнесла она, глядя на своего верного зама.

– Видимо, да, раз уж у нас о Мастифе речь зашла. Его школа. Смотри – у Самсона дочь-студентка, у Ильинского – сын и дочь, у Абаева – только жена, но моложе его лет на двадцать и очень такая… аппетитная, у Ященко сестра-двойняшка, они неразлейвода, а у Щепкина – шестилетние пацаны, поздние, кое-как сумели родить на старости лет. Усекаешь?

– А то! Только противно это все, не хочу так… по-скотски, – опять вздохнула Марина, прекрасно понимая, о чем говорит сейчас Серега.

– Но это ж накрайняк, если рогом вдруг упрутся, – возразил Розан.

– Не нравится мне это, если честно.

– Ой, да брось ты, Коваль! А когда с Мастифом подкрышных коммерсов в подвале за долги колпашила, нравилось? Не помню, чтобы тебя угрызения совести мучили!

– Как там в кино? «То – бензин, а то – дети!» Это совсем другое, Серега. Они брали деньги на развитие бизнеса, а потом, раскрутившись, пытались нас же и кинуть. Гнилые люди, коммерсы эти.

– А здесь не деньги, дорогая, здесь – жизнь твоего мужа, – жестко перебил Розан. – И за это можно глотки рвать. Вспомни, когда ты застряла с Воркутой, Малыш не думал, не остановился ни перед чем, чтобы тебя вынуть.

Коваль тяжело вздохнула – он был прав, Егор не думал, он просто сделал, а она мучается сейчас моральной стороной вопроса. К черту мораль! В конце концов, может, они сразу согласятся…

Позвонила Ветка, о которой Марина успела забыть в пылу разговора:

– Слушай, подруга, а господин-то рванул в аэропорт и отбыл в город-герой Москву!

– А ты как узнала?

– Проехала следом за такси и дождалась, когда он регистрацию пройдет.

– Спасибо, Ветка! Приезжай вечером, поболтаем, – предложила Коваль, но ведьма в ответ только рассмеялась:

– Не могу! Мне ведь деньги с неба не падают, как тебе, мне вкалывать надо! Позвоню на днях, не грусти, все получится.

– Серега, сядь за руль, – попросила Марина, убирая мобильный в карман. – Меня что-то трясет всю.

– Холодно, а ты без шапки, – улыбнулся он, надевая ей на голову капюшон.

Вернувшись, Коваль позвонила заместителю Егора Самсонову и попросила созвать совет директоров завтра, часов в девять утра.

– Это зачем еще? – удивился он.

– У меня есть информация, которую я хочу обсудить со всеми, – категорически заявила Марина.

– Что-то о Егоре?

– Да.

– Хорошо, я попробую.

– Не попробуете, а соберете, – сказала она, еле сдерживаясь, чтобы не применить пару бранных выражений, на которые она в последнее время стала большой мастерицей.

– Успокойтесь, Марина Викторовна! Я не ваш бригадир, чтобы так со мной разговаривать, – нахамил Самсон.

Бросая трубку, Коваль пробормотала:

– Был бы ты, сука, мой бригадир, ты и рта бы открыть не посмел, ублюдок!

До вечера она не знала, куда себя деть и чем заняться, металась по дому, как чумная. Сделала себе пару бутербродов с рыбой, чем удивила домработницу, считавшую, что хозяйка не знает, где у нее кухня и как выглядит холодильник, и отправилась в спальню, села у телефона. Чем ближе к десяти подходили стрелки напольных часов, тем сильнее билось Маринино сердце. Но ровно в десять раздался звонок, она схватила трубку, едва не грохнув на пол телефонную базу:

– Алло!

– Марина Викторовна? Секунду, – произнес уже знакомый голос, и тут же заговорил Егор:

– Здравствуй, любимая!

– Егор, родной мой! Как ты?

– Нормально. Скучаю. Девочка моя, прости, что втянул тебя в это…

– Не говори так! – взмолилась Марина. – Я сделаю все, чтобы вернуть тебя, любимый мой. Я пойду на все… У тебя все в порядке? Мне не нравится твой голос…

– Да, – но уверенности в голосе она не услышала. – Как ты?

– Я без тебя никак. Но я исправлю это, и мы снова будем с тобой вдвоем, я обниму тебя, поцелую, ты забудешь обо всем, кроме меня…

– Не надо об этом, детка, – глухо попросил Егор. – Ты снишься мне каждую ночь, это мучает меня, сводит с ума… Не надо, малышка…

– Я люблю тебя, Егор, я так тебя люблю… – Но трубку положили, не дав закончить.

Коваль взглянула на часы – было ровно пять минут одиннадцатого. Пунктуальные твари… Она, конечно, дала себе слово не пить, но не сегодня – ей просто необходимо расслабиться и выспаться, завтра тяжелый день, она должна хорошо соображать и нормально выглядеть.

Ранние подъемы перестали быть ее стихией с тех пор, как Коваль уволилась из больницы. Нынешняя жизнь не требовала появления на службе в восемь утра, поэтому она охотно спала часов до десяти-одиннадцати, а то и до обеда, если перед этим проводила бурную ночь. Сегодня же пришлось встать в шесть, что равносильно самоубийству. Марина долго стояла под прохладным душем, стараясь заставить организм прийти в норму. Отвыкший начинать работу в такую рань, он сопротивлялся как мог, но пара чашек черного кофе заставила все же встряхнуться. Решив, что нужно выглядеть максимально строго и прилично, Коваль надела узкую черную юбку до щиколоток, черную блузку с галстуком, сапоги на высокой шпильке, гладко уложила волосы, макияж сделала почти незаметный. Но глаза-то куда денешь – чертовы глаза, из которых бьет какой-то зловещий свет, особенно когда она злится? Оставалось надеяться, что в совете нет слабонервных…

Ровно в девять утра Коваль стояла перед залом заседаний вместе с телохранителями. Сбросив на руки Макса шубу, она решительно вошла в зал, где за длинным столом сидели пятеро мужчин от сорока до шестидесяти. Во главе стола восседал Самсон, и это Марине очень не понравилось – это место принадлежало Егору. Макс и Леха застыли в дверях, Самсонов поморщился:

– Уберите отсюда свою охрану, Марина Викторовна! К чему театр устраивать? Вы же не на сходняк свой явились, не на стрелку! – Этой фразой он, видимо, решил дать ей понять, насколько несерьезно относится и к самой Коваль, и к ее положению и образу жизни.

– Моя охрана будет там, где скажу я! Спасибо, что вы нашли возможным собраться, – обратилась Коваль к сидящим, игнорируя выпад Самсона. – То, о чем я хочу поговорить, важно для Егора, это касается его жизни. Мне выдвинули требование передать контрольный пакет акций «МБК» в распоряжение фирмы, название которой сообщат позже. Если я не выполню этого, Егора убьют. Срок выполнения условий – месяц, считая со вчерашнего дня. У меня все.