Когда в нашу первую поездку на родину отца до мамы дошло, как там обстоит дело с детьми, она рискнула прояснить ситуацию. Отец счел это неслыханной дерзостью. Вышел большой скандал. История быстро докатилась до родственников отца, и они навалились на него с упреками, как, дескать, ему пришло в голову притащить в дом белую, которая не понимает элементарных вещей. После этого родители не разговаривали полтора месяца.

Раз уж я заговорил о том, как высоко ценю свои культурные корни и сколь многим им обязан, нужно также добавить, что в обычаях Шри-Ланки встречаются и несправедливость, и глупость. Мой отец и члены его семьи совершенно не озадачивались вопросами детского труда. Сострадание и справедливость были им неведомы. Для них имели значение только традиции.

Конечно же, существовало немало способов помочь неимущим, не прибегая к эксплуатации их детей. Хоть семья Кахаватте не была чрезвычайно богата, но они могли бы иначе организовать работу на своих полях, учесть этические моменты. Но они даже пальцем не пошевелили. Казалось бы, что страшного в том, чтобы здоровые взрослые люди сами работали на своих полях?

Наш клан очень трепетно относился к архаичному укладу жизни. Чем чаще я размышляю над этим, тем больше убеждаюсь, что дремучесть предыдущих поколений послужила причиной последующего упадка семьи.

Возможно, и сегодня на Шри-Ланке встречаются единичные случаи детского рабства, но тем семьям, с которыми дружен я, не приходит больше в голову мысль эксплуатировать детей. В противном случае нашей дружбе пришел бы конец.

Иногда меня мучают угрызения совести, когда я думаю о том, что раньше воспринимал бесчеловечное отношение к людям, принятое в нашем имении, как должное. Но как я мог бы противостоять этому? Я был заражен отцовским невмешательством. Мне казалось это странным, но слово отца – закон. Я был так очарован великолепием окружающего мира, что это перекрывало в моем детском мозгу прочие неприятные переживания.

Мы с бабушкой часто вместе ходили собирать пряности, травы и коренья. Бывало, я взбирался на самую вершину высоченного мускатного дерева, чтобы достать приглянувшийся плод. Пока мы бродили по джунглям в поисках необходимых трав, бабушка рассказывала мне об их свойствах. Она же и увлекла меня учением о пяти элементах, сокрытых во всем, чем мы питаемся. Хоть я не до конца понимал, о чем она толкует, но слушал ее с большим вниманием. Так, поскольку во мне преобладал, по мнению бабушки, огонь, то мне, например, нельзя было есть ананасы. «Этот фрукт содержит кислоту, а кислота разжигает огонь, – поясняла она. – Нельзя излишне распалять твой юный организм». Когда мне хотелось съесть чего-нибудь сладенького, бабушка размельчала для меня стебель сахарного тростника. Его вкус мне не нравился, и я тайком скармливал его слонам.

Руководствуясь своим необычным учением, бабушка каждый день выставляла на стол все новые блюда, в которых всякий раз по-разному сочетались продукты. Что нельзя было вырастить в саду или нарвать в лесу, она покупала на рынке в деревне. Даже козу, когда у нее появились козлята, кормили особой листвой с дерева, росшего в нашем саду. Бабушка считала, что эта листва способствует оздоровлению самой козы и улучшает качество ее молока.

Не только своими тайными знаниями бабушка притягивала меня. Благодаря ей я научился ценить постоянство. Каждый ее день был похож на предыдущий. Она всегда вставала в четыре часа утра, молилась, принимала пищу в одно и то же время, делала дела строго одно за другим, в девять ложилась спать. В ее жизни не было места случайностям. Поэтому она всегда казалась гораздо счастливее других моих знакомых.

В Лотте, когда все ребята рассказывали о том, как провели каникулы, из нас с Ситой лилось как из рога изобилия. Правда, наши рассказы вызвали недоверие одноклассников. Джунгли? Катание на слонах? Некоторые считали, что мы придумываем небылицы, выпендриваемся. Поэтому со временем мы с сестрой пришли к мысли, что не всем следует знать о том, что с нами происходит. Так бурное детство осталось нашим секретом.

Да, мое детство было насыщенным и ярким. Но и наполненным глубокой горечью. И все из-за отца, чьи гордыня и чванство со временем переросли в жажду власти и деспотичность. Его любимой забавой стало обличать меня в присутствии посторонних людей. Событие, оставившее неизгладимый след в моей памяти, произошло, когда мне было пять лет. Я помню все до мелочей: он поручил мне отремонтировать сломанный радиоприемник. В пять-то лет! Без всякой надежды на благополучный исход я ковырялся в приборе. Разумеется, безрезультатно. Тогда отец грубо обругал меня: «Ты вообще идиот? Мой сын не знает, как работает радио». Ударив меня, он заорал: «Кретин! Неумеха!» Сцена была разыграна прямо в присутствии гостей. До сих пор эти слова отца поднимают во мне волну дикой ярости.

Долгие годы я страдал от побоев и психологического давления со стороны отца. Он ни разу не приласкал меня. Тем больше было участие матери. В ней так много любви, душевной теплоты, добра. Она – тонкая натура. Она всегда внимательно слушала меня и рассказывала какую-нибудь историю. Мама обожала литературу и была большой поклонницей Гёте и Шиллера. Она и мне привила любовь к книгам. Только благодаря ей я научился видеть в мире прекрасное и ценить красоту.

Мама всячески старалась защитить меня от жестокости отца. Но и она наталкивалась на его ненависть и оскорбления. Под его гнетом тонко чувствующая женщина превратилась в отчаявшуюся и потерянную. Только маленькой Сите не доставалось от отца. Она была его любимой принцессой.

Ни родственники, ни друзья не осмеливались критиковать «Его Высочество Кахаватте». Во-первых, они чтили его как главу семейства с непререкаемым авторитетом. Во-вторых, вероятно, испытывали страх перед ним. И в‐третьих, восхищались им. Даже я, несмотря на всю свою неприязнь, подобострастно заглядывал ему в лицо. Отец быстро выучил немецкий язык, увлекался физикой и даже защитил докторскую. Настоящий супермозг. Работа учителем не удовлетворяла его, поэтому он постоянно что-то предпринимал, правда, всегда умалчивалось, какими конкретно делами он занимался. Во всяком случае, в доме всегда водились деньги. Семь лет спустя после нашего бегства на Запад, в 1980 году, отец купил дом в новом районе. Это был красивый двухэтажный дом с садом.

Отец умел очаровывать людей. Он мог быть обворожительным, когда хотел этого. Ему нравилось производить впечатление на публику, особенно на праздниках. Звуки его голоса пленяли, когда он пел, он превосходно танцевал и был бесподобным собеседником.

В нашем семействе постоянно что-нибудь праздновали. День рождения, золотая, серебряная, деревянная свадьба, буддийский праздник, получение диплома, ликвидация предприятия – всегда находился повод для вечеринки. А если не находился, мы его придумывали: праздник в честь жизни, в честь дружбы, в честь семьи, по случаю каникул… Членов клана Кахаватте разбросало по всей земле. Многие мужчины, как мой отец, уехали за границу учиться, оставшиеся тоже покинули родину из-за разгоревшейся в начале восьмидесятых гражданской войны. Но это не было поводом, чтобы не собираться регулярно. У всех было пристрастие к путешествиям. У моих родителей с их профессией было предостаточно свободного времени, чтобы колесить по миру. Летние каникулы мы проводили на Шри-Ланке, в другой раз летели в Лондон, Афины, Париж, Барселону, Рим или Копенгаген. В Вашингтон, Москву, Абу-Даби… Повсюду находились родственники или друзья семьи. Пока мои глаза могли видеть, я многое в мире повидал. И за это большое спасибо моим родителям.