развитию событий, – буркнул Макаров. – Судя по тому, что они использовали группу отвлечения, они знали, что их пасут. И могли избавиться от «груза».

Виктор хотел напомнить о судьбе девушек в Новороссийске, но не стал дразнить гусей – шеф наверняка о них помнил. Он обо всем всегда помнил. Внешность и манера поведения Васильева вообще были очень обманчивы. Невысокий, лысоватый, кряжистый, с лицом деревенского простака, он и вел себя соответственно. Был слегка косноязычен, напорист, употреблял много простецких слов и междометий, в том числе не самых печатных. Только долго знавшие его люди знали, что под напускной видимостью недоумка-карьериста скрываются живой и гибкий ум, цепкая память и феноменальные знания, сдобренные железными принципами.

Один из этих принципов Макаров с Носовым и нарушили. Вася-Вася терпеть не мог силовых и грубых методов. Следователь-важняк, по его пониманию, не мог опускаться до оперативных средств. Его инструмент – голова. Ей он и должен работать.

Но Виктор вспомнил лица освобожденных девушек. Их набили в кузов микроавтобуса, который потом загнали в фуру, как селедку в жестяную банку. Их накачали наркотой, но они понимали, что с ними происходит и что это билет в один конец. Вспомнил и упрямо наклонил голову. Если для того, чтобы их спасти, нужно рискнуть карьерой, он это сделает снова, не задумываясь.

Нет, не был он ни пламенным борцом за справедливость, ни ревнителем законности. Просто сволочи, которые творят такое, не должны топтать одну с ним землю. Избавиться от них – все равно, что потравить крыс в доме. Дело элементарной гигиены.

Вася-Вася, кажется, почувствовал настроение и отчего-то резко снизил накал речей.

– Герои, мать ити, – процедил он. – Спасители человечества. Робингуды хреновы! Сколько раз вам говорить, что ваш инструмент – ручка. Или эта, как ее, клавиатура! Я, мать вашу, вообще запрещу вам брать оружие из оружейки! Оно из вас идиотов делает! Так и вижу, как у вас яйца стальной скорлупой покрываются, как только вы ствол получаете. Прям по походке видно, как они вас утяжеляют!

Носов не удержался от ухмылки – гроза миновала, молнией их уже не испепелят, а раскаты грома нужно просто перетерпеть.

– А ты чего ржешь, конь педальный? – заметил это Вася-Вася. – Радуйтесь, что оба, кого Макаров подстрелил, живы остались. И все равно по факту применения оружия будете бумаги заполнять. И заполняйте тщательно! По вашу душу специального человека из Отдела собственной безопасности присылают.

Виктор почувствовал, как запульсировал и отозвался тонкой болью небольшой шрам на затылке, прямо на границе роста волос, ближе к правому уху. Сколько себя помнил, этот шрамик был там всегда. Но откуда он взялся – Виктор вспомнить не мог. Наверное, заполучил в еще несознательном детстве. Круглый, похожий на ожог от сигареты. Шрам почти не беспокоил, но в момент сильного напряжения или волнения вдруг начинал болеть, будто через него протягивали тонкую горячую проволочку. Проверка из Отдела собственной безопасности – это плохо. Ничего особого они на него не нароют, но душу вытянут и будут постоянно мешать работать. Придется несколько дней, если не недель постоянно жить с оглядкой на этого сыщика, который ищет грехи среди своих.

Его досаду прервал звонок рабочего телефона на столе шефа. Вася-Вася поднял трубку, несколько секунд слушал ее с каменным лицом. Потом положил ее на рычаг. Оглядел подчиненных хмурым взглядом.

– Ладно, промывание прямой кишки будем временно считать законченным. Собирайтесь, выезжаем. Труп.

– Что, всей группой? – не понял Носов. – Что нам там делать?

– Это наш труп, – вздохнул Вася-Вася, – профильный. Похоже, снова Скрипач объявился. Полиция уже там, ждут вас. Езжайте, я чуть позже подтянусь.

05.

Почему-то принято считать, что место преступления обладает какой-то особой, зловещей атмосферой. Будто бы звуки тут становятся глуше, свет блекнет и птицы замолкают. Зато мрачно шумят деревья, потревоженные человеческой кровью.

Виктор Макаров бывал на местах убийств много раз. Десятки раз точно, если не за сотню. В некоторых случаях это были места смерти не одного человека. С парнями из «военного отдела» пару раз выезжал на территорию одной из соседних стран, где в результате обстрелов гибли мирные люди. В большом количестве гибли. Так что разорванные в клочья тела он тоже повидал. А после того, как Виктор выезжал на место, где после ДТП сгорел междугородный автобус с пассажирами – его вообще трудно было чем-то удивить.

Так вот никакого мистического флера в местах преступлений он не замечал. Его и не было. Если он и существовал, то только в головах случайных свидетелей, которые невольно старались говорить потише и ступать неслышно рядом с телами мертвых людей, будто бы боялись их разбудить. Кто видит трупы чуть ли не каждый день, такой ерундой не страдает.

Вот и сейчас в парке было солнечно и спокойно. Птицы щебетали вполне обыденно, даже, по случаю выходного дня, празднично. Где-то тонко и красиво пела скрипка уличного музыканта. Слышался детский смех и лай маленьких карманных собак. С этими визгливыми истеричными созданиями в парк пускали, а вот со спокойными, как танк, невозмутимыми и вышколенными псами охранных пород почему-то нет. В дальнем углу парка, перед кустами в конце аллеи, толпились зеваки. Некоторые даже с детьми. Из-за кустов доносились бодрые, чуть ли не жизнерадостные голоса. Видимо, эксперты и прокурорские уже на месте. Полицейское оцепление свою работу знало, и никто за него проникнуть не мог.

Носов сверкнул «корочками» – этот процесс всегда доставлял ему удовольствие, и Макаров никогда ему его не портил, доставая свое удостоверение.

– Со мной, – солидно бросил Носов, кивнув на Макарова и Ирочку. Виктор с трудом сдержал улыбку, несколько неуместную в данных обстоятельствах.

Раздвинув кусты, Носов с Ирочкой двинулись сразу к экспертам и операм. При этом Носов нежно поддерживал девушку под локоток, помогая ей спускаться в низинку. И все норовил придержать за талию, но Ирочка умело ускользала.

Виктор, прежде чем к ним присоединиться, по привычке решил осмотреться по сторонам. Увиденное оптимизма не добавило. Это был глухой уголок парка, далеко от аттракционов и точек общепита. Но не это огорчало. А то, что сразу за низинкой, больше похожей на неглубокий овраг, где сейчас суетились опера и эксперты, находился металлический забор, ограждающий парк. А за забором проходила дорога, огибающая парк. Там время от времени проезжали машины, но даже сейчас, в выходной день, трафик был очень мал. Не больше двух-трех автомобилей в минуту. Ночью же, скорее всего, если раз в полчаса кто-то проедет, то это можно назвать пробкой. А главное – в заборе этом имелась