Барлоу кивает.

— Могу себе представить.

Еще какое-то время смеемся и одновременно успокаиваемся. Его лицо вновь делается серьезным.

— Нет, все гораздо проще. И не повлечет за собой столь глобальных последствий. Дело в том, что, дабы мама меня не слишком доставала и сама жила поспокойнее, я с полгода назад прибег к маленькой хитрости: сказал родителям, что у меня есть постоянная подруга и что у нас любовь.

Делаю жест руками, безмолвно говоря: неужто ты не мог втолковать родителям, что, независимо от их желаний, твоя личная жизнь никого не касается? Забавно, но Барлоу тотчас меня понимает.

— Да, поначалу я тоже чихать хотел на их мечты и напрасные ожидания, но ты не знаешь мою маму. Она никогда не устраивает скандалов, однако в совершенстве владеет искусством допекать тебя иными способами: притворяется, что больна, рассказывает, какие ее мучают предчувствия и кошмары, приводит примеры из жизни других людей. В итоге ты чувствуешь себя кругом виноватым, более того — обязанным делать все, что в твоих силах, чтобы облегчить ее участь. Отец действует иначе, но и его бесконечные намеки почти невозможно выносить.

Он в отчаянии вздыхает. Смотрю на него, и мне с трудом верится, что передо мной тот самый Нейл Барлоу. Может, это я с кем-то его путаю?

— Раньше было проще, — продолжает он. — Я гнул свою линию и уверял себя, что поступаю правильно. Но маман с некоторых пор затянула песню о том, что скоро умрет и что, если прежде ей не удастся взглянуть на моего первенца, — боже, какая нелепость! — она не найдет покоя на том свете.

Мне становится жутковато, и в каком-то смысле я начинаю понимать, каково ему. Моим родителям, кажется, почти безразлично, будут ли они когда-нибудь бабушкой и дедушкой, хоть я у них тоже одна. Их основное и любимое занятие — выяснять отношения между собой.

— Это еще не все, — говорит Барлоу, снова расхаживая передо мной взад-вперед. — Моя обожаемая мать обзвонила моих бывших одноклассниц, которые в тот или иной период мне нравились, и нарассказывала им про меня каких-то небылиц. В результате две из них — одна старая дева, вторая разведенная — очень мною заинтересовались. Мама поспешила встретиться с ними и показать мои нынешние фотографии, но, самое смешное, пригласила обеих на грандиозное торжество, которое моя бабушка устраивает в Лондоне по поводу своего восьмидесятилетия.

Качаю головой.

— Постой-постой, я что-то совсем запуталась.

— Я непонятно объясняю? — спрашивает Барлоу.

— Нет, просто все это слишком неожиданно и странно… А у меня сейчас своих проблем хватает. И потом я никак не возьму в толк, какую услугу в состоянии оказать тебе я? Хочешь, чтобы я позвонила твоей матери? Или встретилась с бабушкой? Или, может, с этой самой старой девой? — Снова морщу лоб, но приказываю себе немедленно его расправить. Даже если меня поджидает та же самая участь, что его эту одноклассницу, выглядеть свежей и молодой, а не сморщенным печеным яблоком всегда будет нелишним.

Барлоу на миг закрывает глаза.

— Нет, никаких бесед ни с кем проводить не нужно. Они не помогут. Ты сейчас все поймешь. Главное, выслушай до конца и не перебивай меня. Если, конечно, я не успел тебе надоесть и у тебя есть еще немного свободного времени, — спохватывается он. — В его взгляде мелькает подобие мольбы, а я представляю себе, что сейчас же прекращаю немыслимый разговор и возвращаюсь в свой наполненный тоской дом, и хочется взвыть.

— Надоесть ты мне пока не успел, и у меня еще есть немного времени, — говорю я, хоть и свободна весь вечер.

— Отлично. — Барлоу обрадованно кивает. — Я постараюсь покороче. В общем, у мамы это вроде легкого умопомешательства. Она даже не сознает, что ведет себя смешно. Впрочем, может, и сознает, но свято верит, что творить все эти безумства ее святой долг. Когда она сообщила, что аж за полгода пригласила на бабушкин день рождения Белинду и Джанетт, мне и пришло на ум солгать, будто у меня есть невеста.

— И что сказала мама? — интересуюсь я, вживаясь в нелепую историю и уже прикидывая, как бы на месте Барлоу поступила я.

— Обрадовалась, — говорит он.

— А как же с Белиндой и Джанетт? Твоя мама наврала им, что торжество отменяется?

Барлоу пожимает плечами.

— Не знаю. По-моему, они до сих пор приглашены. — Усмехается. — Скорее всего, маман решила, что до праздника я успею десять раз расстаться со своей подругой, тогда эти двое все равно окажутся кстати. — Его губы искривляет улыбочка. — Воображаю, какими они стали. — Он округляет руки и расставляет их в районе пояса. — Скорее всего, раздались в талиях. Мне тридцать четыре года. Им, разумеется, тоже.

Улыбаясь киваю.

— Далеко не всякий может заставить себя каждый божий день изматываться в спортклубе.

Барлоу смотрит на меня с легким подозрением.

— Имеешь в виду — так, как я?

— Угадал.

Он прищуривает глаз.

— А откуда тебе известно, что я езжу в спортклуб? По-моему, мы никогда об этом не разговаривали.

Слегка краснею, но, чтобы не выглядеть круглой дурой, стараюсь не опускать голову и не сутулить спину.

— По-моему, до сегодняшнего дня мы вообще ни о чем не разговаривали.

— То-то и оно, — с той же настороженностью произносит Барлоу.

— Во-первых, — как можно более непринужденно и бойко говорю я, — нетрудно догадаться, что ты помешан на тренировках. Достаточно один раз взглянуть на твои плечи.

Барлоу поворачивает голову, смотрит на свою бугристую руку и кивает.

— Во-вторых, — продолжаю я, — у нас есть общая знакомая. Она работает в твоей фирме и как-то раз мельком упомянула про тебя. — Решаю, что, если он спросит, как зовут эту знакомую, я, чтобы не подводить Эвелин под монастырь, назову вымышленное имя — Натали там или Анджелика Питт. Но Барлоу выглядит так, будто ему совершенно безразлично, кто из его сотрудниц болтает о нем с его соседями.

— Кстати, как тебя зовут? — внезапно спрашивает он.

Приехали! Мистер Силач три года живет со мной чуть ли не бок о бок и при всей своей любви к женщинам ни разу за все это время не попытался узнать моего имени. По-видимому, я совершенно не в его вкусе. Меня эта мысль почему-то сильно огорчает. Может потому, что я не успела прийти в себя от расставания с Маркусом и после его ухода утратила былую уверенность в своей привлекательности.

— Меня зовут Сиара, — стараясь не казаться расстроенной, произношу я. — Сиара Купер.

Барлоу подходит ко мне, как перед ребенком присаживается передо мной на корточки и жмет мне руку.

— Очень приятно, Сиара Купер. Смешно, так долго живем рядом, а знакомимся по-настоящему только теперь.

— Верно, Нейл Барлоу, — отчетливо произнося его имя и фамилию, отвечаю я.

Он смеется.