На долю секунды преподаватель словно зависает. Я уже вижу, как он собирается продолжить свой путь на лекцию, но потом розовый пузырь на моих губах лопается, и Тихомиров меняется в лице.

— Прошу прощения, но не могу промолчать. Выплюньте вы эту жвачку, ради бога!

Я опешила.

— А чем она вам не угодила?

— Такие вещи больше подходят детям, а не девятнадцатилетним девушкам. Она вас дешевит.

— Что? — закипаю, как чайник, — И что же ещё меня дешевит, по вашему мнению?

— Вас действительно интересует моё мнение?

— Говорите, не стесняйтесь.

Сев на скамейку, всем своим видом дала понять, что не уйду, пока не услышу ответ.

— Хорошо. Одежда у вас тоже слишком яркая и подростковая.

Невольно опустила глаза на свои фиолетовые брюки и белую футболку с принтом «Bitch in the city»*. Слова Максима Эдуардовича неожиданно меня задели, хотя я сама напросилась, чтобы он их сказал.

— Вы считаете меня инфантильной?

— Если учесть, что совсем недавно вы опрокинули на меня ведро воды из окна, то основания так считать есть.

— Оскорблять студентов непедагогично, — лёгкую обиду в голосе скрыть не удалось.

— Согласен. Но я привык отвечать честно.

Мужчина развернулся и направился на пару, которая уже, между прочим, началась. Не знаю, чего я добивалась, но крикнула ему вслед:

— Эй! Вы просто так уйдёте?

— Да. Можете подать на меня в суд за оскорбление. Если конечно вам хватит компетенции.

Фигура в бежевом костюме скрылась за дверью аудитории номер восемьдесят.

— Он меня ещё и глупой считает? Прекрасно!

Ситуация была до ужаса комичной: год я создавала себе образ легкомысленной, не шибко умной девицы, а теперь расстроилась, что меня такой воспринимают. Логика железобетонная! Позабыв о договорённости с Олегом, я тоже пошла на пару, даже не спросив себя, зачем и с каких это пор меня вообще волнует мнение Тихомирова.

Амфитеатр был почти заполнен, но я высмотрела местечко во втором ряду у окна. Егор заметив меня, помахал рукой, я улыбнулась в ответ. Он — единственный человек из группы, с которым у нас сумели завязаться более-менее приятельские отношения.

Тем временем Тихомиров уже начал читать лекцию:

— Когда в гражданском законе говорится о суде, то подразумевается суд общей юрисдикции, арбитражный суд и третейский суд…

Я подумала о том, как можно помнить всё наизусть и так прекрасно держаться перед публикой, стало даже досадно, что я никогда не стану похожей на него. «И хорошо, Сашка, иначе превратишься в сухаря, у которого кодекс вместо сердца, а семьи не видно за карьерой». Я отчаянно пыталась сопротивляться восхищению профессиональными качествами своего преподавателя, но постепенно его бархатный голос вытеснил из головы все мои мысли.

Пара закончилась, и я первой побежала к выходу, будто испугалась, что кто-то может сейчас подловить меня на предательстве собственных убеждений. Телефон в руках завибрировал — звонил Олег.

— Вот блин!

Я остановилась у окна и ответила.

— Не ожидал такой подставы от любимой племянницы.

Стало стыдно.

— Прости, пожалуйста. Я собиралась зайти. Честно-честно.

— И что же помешало?

— На пару пошла, — призналась.

Судя по голосу, дядя очень сильно удивился:

— Куда? Яблонская добровольно была на паре? В чём подвох?

— Настроение такое было. Зайти сейчас?

— Хотел, чтобы ты посоветовала, что можно подарить Насте на день рождения, но уже и сам придумал.

— Я знала! Знала! Всё-таки Настя — личное, да?

— Ну, визит на день рождения секретаря нельзя же назвать частью рабочего процесса? Если честно, я не ожидал, что она меня позовёт.

— Ты — баран слепой, дядь. Хорошо, что так и не стал адвокатом. С такой внимательностью все твои дела были бы обречены на крах с самого начала.

— Прикуси язык, мелкая, — делает вид, что сердится.

— И цветы купи. Не поскупись на большой букет.

— Ладно.

— А когда праздник? — интересуюсь.

— Завтра в шесть.

Услышав это, я поникла, ведь в шесть двадцать состоится конкурс современных танцев. Мои ученицы будут участвовать, а я станцую вне программы. Я надеялась, что Олег придёт меня поддержать.

— Передавай поздравления Насте. Хорошенько повеселись там, — стараюсь, чтобы он не заподозрил перемены настроения.

Несколько минут смотрю на экран, а потом принимаю отчаянное решение позвонить маме. Вдруг в этот раз высшие силы сжалятся надо мной, и кто-нибудь из родителей хотя бы раз в жизни соизволит посмотреть, чем я увлекаюсь.

*Bitch in the city (англ.) — сучка в городе.

Макс

Я хотел извиниться перед Александрой за свою прямолинейность, надеюсь, что мои слова её не задели. К счастью, заметил её в коридоре.

— Привет, мам. Как вы?

Пришлось остановиться на полпути, чтобы не мешать. Я не хотел подслушивать телефонный разговор, но так уж получилось.

— В общем, я спрошу: может, у вас с папой будет возможность прийти завтра в шесть двадцать ко мне на выступление, в «Октябрьский».

Должно быть, мне показалось, но девушка скрестила пальцы.

— Понятно, — сухо произнесла в трубку спустя пару секунд, — а папа?.. Я не удивлена. Куда же мне до генпрокурора, с которым у него встреча?! Ау, у вас вообще-то дочь есть!.. Вам не понять. Пока!

Саша швырнула телефон на подоконник и закрыла лицо руками. «Неужели всё так плохо?» — подумал я. Мне стало жаль эту девочку, поскольку я даже не могу представить, каково это, когда самые близкие люди не поддерживают тебя и не разделяют твоих убеждений. Вспомнилось моё первое судебное заседание: оно было открытым, и мои родители специально приехали из деревни. Даже если бы я проиграл дело, для них это не имело бы никакого значения. Я всегда знал, что они гордятся мной и моими поступками. Ещё раз взглянув на грустное лицо своей студентки, я вдруг решил, что схожу на это выступление. Здравый смысл говорил, что я — чужой ей человек, моё появление будет выглядеть весьма странно, но руки уже записали в блокноте: «Октябрьский, завтра в 18.20». А когда поднял глаза, Яблонской и след простыл.

Время пролетело очень быстро: после пар я разгребал бумаги в офисе, а на следующий день мы с Элей собирали информацию по делу «Империи красоты». Не было возможности даже переодеться, следовательно в «Октябрьский» я явился в деловом костюме. Оказалось, что это центр детского творчества. Припарковавшись возле трехэтажного стеклянного здания, вошёл внутрь с ощущением, что нахожусь не в своей тарелке. Вокруг было очень много людей: дети в разноцветных костюмах, их семьи, преподаватели, организаторы с бейджиками. Поток двигался в зал, и не оставалось ничего другого, как влиться в него и найти свободное место.