– Конечно, нервная! Алик после обеда звонил, сказал, к семи подъедет. Время – шесть! А тебя все нет и нет!

– А… Понятно. Я сейчас уйду, Сонь. Только это… Я голодная очень. Чаю попить успею?

– Да в том-то и дело, Кать, что… Ну, в общем, я тебя попросить хотела… Только дай слово, что не будешь выпендриваться и козью морду строить!

– О чем попросить, Сонь?

– Нет, ты сначала слово дай!

– Ну, даю…

– В общем… Ты должна, ты просто обязана меня выручить! Тут такое дело… Алик-то не один будет. К нему какой-то мужик в командировку приехал, то ли проверяющий, то ли еще кто… Я толком не поняла. Ну и…

– И… что?

Предчувствуя недоброе, Катя отступила от Соньки на шаг, втянула голову в плечи и, как ей показалось, приняла оборонительную бойцовскую стойку, то есть сжала кулаки и слегка повернулась боком. Наверное, и на лице у нее в этот момент образовалась та самая козья морда, которую она так опрометчиво пообещала не строить. Ну да, пообещала! Откуда ж она знала, в чем заключается Сонькина просьба? Да если б знала…

– Ой, только вот этого не надо, Катька, умоляю тебя! – искательно, но и с некоторыми нотками раздражения в голосе произнесла Сонька. – Чего ты сразу напыжилась, будто я тебя на панель приглашаю? Я же просто выручить прошу, поддержать компанию…

– То есть переспать с товарищем твоего папика? Для пользы его дела? Чтобы командированный проверяющий доволен был?

– Ну, в общем, да… А что тут такого? Понимаешь, Кать, я же не могу Алику отказать… Так что, считай, ты меня выручаешь, а не его. А, Кать? Ну, всего один раз… Пожалуйста!

– Соньк! Да ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?

– Ой-ой! А о чем таком я тебя прошу? Подумаешь, целка-недотрога! Честная девица! Или ты со своим Парамоновым того… Ни разу не согрешила?

– Сонь… Не надо сейчас про Парамонова, ладно? Я же тебя просила…

– Ладно, не буду. Тоже нашла о ком страдать. Маменькин сынок недоделанный. Бросил тебя, и правильно сделал. А то бы пришлось его проклятую инфантильность на своем горбу таскать. Всю жизнь. Оно тебе надо?

– Соня!

– Все, все, молчу… Не лезу в душевную рану грязными пальцами! Так, значит, договорились?

– Нет!

– А вот это ты зря, подруга… Не заставляй меня пускать в ход тяжелую артиллерию. Я ведь тоже могу того… обидеться могу… Так могу психануть, что вмиг с вещичками на вокзале окажешься. Будешь оттуда маме по телефону врать, что добрая тетя из общежития тебя до сентября пожить пустила! Один раз соврешь, потом другой, а потом и делать ничего не останется, как билетик купить да к маме в Макарьевск тащиться!

– В Егорьевск, Сонь.

– Да какая разница? Макарьевск, Егорьевск – одна хрень. Хочешь к маме, Кать?

– Нет!

– Тогда договорились? Да? Это же всего один раз! А один раз – не считается! Договорились?

– Хорошо… До… договорились…

Слова вытолкнулись из нее так, будто она им не хозяйка была. Прозвучали жалостливо и картаво, будто язык онемел от ужаса, страха и презрения к самой себе. Да еще и холодный пот прошиб, и к горлу подступило что-то противное, мерзкое, шершавое. И колени задрожали – не упасть бы. А может, и впрямь взять и упасть, и умереть тут, в Сонькиной прихожей. И пусть они тут… плачут. Мама узнает – тоже заплачет, наверное. А Игорь Парамонов, интересно, заплачет? Нет, наверное. Он уж и думать про нее забыл. Женился и забыл. Хороший он был, Игорь. Добрый, веселый…

– Э! Э! Кать! С тобой все в порядке? – прозвучал где-то рядом тревожный Сонькин голос. – Не пугай меня! Ну чего ты, в самом деле! Очнись, Кать!

– Да ладно, Сонь. Все в порядке. Просто… накатило на меня что-то. А так – что ж. Надо так надо. Я согласна, Сонь.

– Кать, ну не надо таким загробным голосом, а? И вообще… Ты не думай, что я… Я же все-все про тебя понимаю! Честная ты, порядочная, тебе все это противно… Но ты меня тоже пойми! Ну где, где я сейчас для этого Аликова товарища подругу найду? Ему ж не абы как, ему порядочную подавай… Алик так и сказал – чтоб именно подругу! Один раз, Кать! И все! А один раз точно не считается. Говорят, все надо в жизни испытать, хотя бы один раз.

– Ну да… А еще говорят – единожды солгав…

– Ой, да ну тебя! Зациклилась! Ты в какое время живешь? Тоже мне благородная девица голубых кровей! Можно подумать…

– Ладно, все! – провела дрожащими ладонями по влажным щекам Катя. – Хватит надо мной причитать. Сказала же – согласна!

– Ага, ага… – затанцевала вокруг нее Сонька. – Тогда пойдем на кухню, надо же еду приготовить какую-то, стол успеть накрыть… Хотя нет! Иди-ка ты лучше в порядок себя приведи. И румян побольше на рожу плюхни, а то бледная такая, будто тебя к смертной казни только что приговорили. Не дрейфь, Катька, прорвемся! Чем черт не шутит, может, тебе еще и понравится…

– Ага. Непременно понравится, – растянула губы в жалкой ухмылке Катя. – Меня, кстати, сегодня на должность проститутки уже приглашали. Я еще подумала – приду домой, и мы с тобой вместе посмеемся…

– Катя! Я тебе честное слово даю! Один раз и все! Ты мне веришь? Один раз!

Подойдя совсем близко, Сонька даже выставила для пущей верности палец перед ее глазами, и Катя поневоле сосредоточила взгляд на хищном красном ногте, сведя глаза к переносице. И вяло мотнула головой – верю, мол.

Закрывшись в ванной, она неумело провела процедуру приведения себя в порядок, воспользовавшись богатым выбором Сонькиной косметики. И румян «плюхнула на рожу» достаточно, разметав их по скулам с мазохизмом отчаявшегося ангела перед первым падением. Потом, на шаг отойдя от зеркала, подмигнула своему презренному отражению – ну что, приличная девочка Катя Русанова? Готова к разврату? Интересно, какие у них, у падших ангелов, расценки за первый разврат? Как там у Островского? Не нашла любви, так буду искать золота? Хотя в ее случае правильнее будет звучать – не нашла работы…

Так, с лицом – порядок. Если можно назвать порядком то, что она на нем изобразила. Теперь надо поведенческий стереотип на помощь призвать, как давеча она призывала на помощь пронырливую трескотню. А может, и не надо ничего призывать. Сонька же сказала, что Аликову приятелю нужна девушка обыкновенная, порядочная. Наверное, надо самой собой быть. Хотя – как? Как можно быть самой собой в предлагаемых обстоятельствах? Да и вообще – есть ли она сама у себя как таковая?

Долгий требовательный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть, и тут же Сонькина ладошка заколотилась в дверь ванной.

– Катька, выходи! Давай, давай шустрее!

– А что? Я готова! – открыла ей дверь Катя, картинно подбоченясь и улыбаясь ярко накрашенным ртом. – Похожа я на падшего ангела?

– О боже… – невольно отступила Сонька, тараща на нее удивленные глаза. – Ну и намалевалась! А вообще, ты знаешь, тебе даже идет…