– Быть может. Но поможет ли тебе твоя способность на охоте? Или когда нужно убивать? Поможет ли это тебе одержать победу в голом бою?

Выражение «голый бой» на жаргоне обозначало драку один на один, на которую бойцы выходили голыми и без оружия. Голый бой иногда, хотя и крайне редко велся до смерти. Ярлы часто прибегали к голым боям, когда требовалось разрешить спор между двумя тенатами. Противники обычно были одного пола, но не всегда.

Сигги учила нас убивать милосердно: показывала, куда и под каким углом бить ножом; рассказывала о ядах и дозах, приносящих смерть; учила душить человека веревкой и голыми руками; учила даже ломать человеку шею, хотя, полагаю, что сил на это хватило бы разве что у Руны. Но для победы в голой схватке нужны либо сила и выносливость, либо – хитрость и расчетливость. В странствиях нам доводилось быть свидетелями нескольких таких схваток, которые служили отличным развлечением в темные, длинные, зимние ночи.

– И все же тролли существуют.

Я оглянулась через плечо. Джунипер все еще смотрела на валун.

– Тролли всегда были смертельными врагами молодых зимних угрей. Одна из моих сестер, Морских Ведьм, видела однажды битву между зимним угрем и троллем, и было это на далеком севере за Скальскими горами, среди Диких Ледяных Равнин. То была величайшая битва крови и льда, молнии и грома. Я верю своей сестре. Морские Ведьмы никогда не лгут. Во всяком случае, не лгут друг другу.

Иногда рассказы о Ведьмах будоражили мое воображение и заставляли кровь двигаться быстрее.

Я улыбнулась.

– Надеюсь, Джунипер, что когда-нибудь встречу Морских Ведьм.

Тригв и я, опустившись коленями на стылую землю, начали готовить ужин: я кинжалом милосердия резала морковь, а Тригв – луковицы. Этим вечером у нас опять будет жаркое из кролика в эле. Тригв, бросив порезанный лук в котелок, коснулся моего плеча своим.

– Забудь все, что я говорил раньше. Джунипер права. В этом огромном валуне есть что-то странное. Мне кажется даже, что он наблюдает за мной. – Он повернулся и указал рукой. – Взгляни на эти проплешины, не заросшие мхом. Разве они не напоминают тебе глаза? И еще… Видишь тот торчащий осколок? Разве он не похож на нос? От этого камня у меня мурашки по коже. Почему ты, Фрей, выбрала для ночлега именно это место?

– Я полагала, что камень защитит нас от ветра, что, в общем-то, он и делает. Мне и в голову не приходило сравнивать это камень с троллем, и уж тем более я не думала, что вы начнете по этому поводу волноваться.

– Хватит! – Руна с ножом в руке вскочила на ноги. – Я вызову на голый поединок любого, кто еще хотя бы раз произнесет слово тролль. – Она расстегнула простую оловянную застежку у себя на горле, и ее плащ Дарующей Милосердие упал наземь. – Сегодня был последний день, когда я убила невинного. Я уже говорила об этом на постоялом дворе. С меня довольно. Не хочу и не могу больше убивать детей, убивать слабых и хворых. С меня довольно печали, довольно смертей.

Она подняла с земли свой плащ и протянула его к огню…

Я вскочила на ноги и выхватила плащ из огня. Скомкав его, прижала к груди.

– Не надо, Руна. Он тебе еще понадобится в зимние холода.

Она долго-долго глядела на меня, затем опустилась на одно колено, и, вздернув подбородок, приставила острый край ножа себе к горлу.

– Я больше не могу делать то, что делала. Лучше я лишусь своей жизни, чем отниму еще хотя бы одну невинную. Я перережу себе горло. Гляди же.

Мы смотрели друг другу в глаза.

Мальчик, чью кожу съедала болезнь, оказался для нее последней каплей.

Я опустилась рядом на землю и мягко отвела нож от ее горла.

– Я понимаю тебя, Руна. Не знаю, как Сигги удавалось нести Милосердие год за годом. Как она выносила это.

Руна, подавшись вперед, приблизила свое лицо к моему.

– Ты всерьез говорила тогда на постоялом дворе? О том, что нам следует отравиться за Зверем Голубого Ви?

Я открыла было рот, а затем закрыла его.

Неужели я и в самом деле думаю об этом?

Я почувствовала пальцы у себя на локте – то была Джунипер, коснувшаяся ладонями нас обеих.

– Когда люди испытывают боль, они нуждаются в нас. Мы им помогаем. Разве это плохо?

Джунипер, как всегда, думала не о себе, и даже не о нас, а о других.

Я поднялась на ноги, и Руна сделала то же. Я приложила раскрытую ладонь к сердцу, прося прощения.

– Сожалею, Руна, о том, что тебе пришлось сделать с больным мальчиком.

Руна глубоко выдохнула, и, похоже, ее напряжение немного ушло.

– Ради милосердия мы убивали детей и прежде. А все от того, что нам нужны были деньги. Нам всегда нужны деньги.

Это было правдой: нам всегда нужны были деньги, и так будет до тех пор, пока мы занимаемся ремеслом смерти.

Руна бросила нож на землю и резко вскинула голову.

– Я по-прежнему считаю, что нам следует отправиться в ближайший Бесконечный Лес, а там уж будь что будет.

Я улыбнулась.

– Мне нравится твоя целеустремленность, Руна. – Я подняла ее нож и протянула его ей рукояткой вперед.

– Но мне вовсе не улыбается окочуриться от голода среди снегов будущей зимы.

Руна долго смотрела на меня, а затем кивнула.

Трое из нас молча вглядывались в огонь. Вскоре из тени выскользнула Ови, ходившая проверять силки, и подсела ко мне. Тригв стоял один-одинешенек в стороне. Я жестом позвала его присоединиться к нам, но он покачал головой. Он не был одним из нас и отлично знал об этом.

Это могло бы все осложнить… Даже если бы я хотела, чтобы он остался… Даже если бы он хотел остаться. Этого было мало. По крайней мере пока мы заняты ремеслом смерти.

Моей щеки что-то коснулось. Я подняла взгляд. Пошел снег. Снежинки были легкими и прекрасными, но это был снег.

Зима.

Я взглянула на Руну, а затем на Ови и Джунипер. Глубоко вдохнула и закрыла глаза. Воздух пах можжевельником, сосновыми иглами и снегом.

Тригв учил меня технике двухлучевого мышления. Этот метод мышления был основан на мистике, и для овладения им требовались годы, но основы я уже постигла. Нужно было отправить разум одновременно по двум путям и следовать по ним до самого конца, пытаясь понять будущее.

Я вдыхала и выдыхала. Медленно. Очень медленно и размеренно.

Первая тропа была тропою Дарующих Милосердие, тропою ремесла смерти… Я знала, куда ведет эта дорога. К холоду, одиночеству, усталости и печали.

Но вторая тропа… Вторая изобиловала крутыми поворотами и неожиданными развилками; глубокими тенями и вспышками ослепительного света. Тропа вела в неизвестность.