Такова судьба многих рыбацких траулеров и сейнеров. Старые списали на металлолом, а те, что по новее, за бесценок продали за рубеж и лишили рыбаков удочки. Лева занялся куплей-продажей, то есть откровенной спекуляцией, за которую раньше давали срок, а сейчас, даже поощряют торгашей и барыг. Как и многие челноки оптом скупал барахло в Польше и Турции, сдавал бабушкам, и они за определенный процент торговали на рынке. Говорят, что он в этом деле преуспел.

– Да, слишком преуспел и приказал долго жить,– сухо сказал капитан. Он опросил еще несколько человек, знавших Хрусталева и пришел к выводу, что тот был типичным спекулянтом. Торговал всем, начиная от презервативов, прокладок, женского белья и бижутерии, фальшивых «французских» духов и кончая бельгийскими коврами. Все, что имело спрос, тащил на барахолку.

На следующий день после гибели Хрусталева прокурор дал санкцию на арест его вкладов в двух коммерческих банках. На одном счету значилось 36 тысяч, на другом 28 тысяч долларов США и 13 тысяч евро. Не хило для смутного времени.

5

Алика Мошкина они выследили в пивном баре «Погребок». Он был под “градусом”, едва держался на ногах.

– Ребята-а, угощаю-ю! Я кум королю-ю, – полез он с кружкой в руке обниматься. А вокруг в тесном , прокуренном погребке шумела захмелевшая публика. Табачный дым смешался с рыбным запахом.

– Молчи, козел,– прошептал Алику на ухо Койот. Двое других стали теснить его к крутой лестнице, ведущей к выходу.

– Што, што вы, братки? – всполошился Мошкин, – Щас пивко допью…

– Коньяк будешь пить, пять звездочек? – спросил его Койот. – Тебе по рангу полагается.

– Буду-у, даже с одной звездой, – радостно заблестели глаза Алика.– Давай, наливай!

– Не в этой же забегаловке,– презрительно сплюнул на ступеньку Койот. – Потерпи, хлебни свежего воздуха, а то вонючий, как бомж, того и гляди, в каталажку, или в психушку загремишь.

Они втроем подвели Мошкина к серым “Жигулям”, усадили на заднее сидение и резко тронули с места.

– Коньяка захотел аристократ. Сейчас напоим до жеребячьего ржания. Тебя удавить мало, – ткнул его в бок острым локтем Койот. – Что ты нам наплел насчет шкатулки с драгоценностями и жемчугом?

– Голову даю на отсечение,– вмиг протрезвел Алик.– Своими глазами видел, перстень на палец примерял. Много всяких цепочек, колец золотых, самоцветов браслетов свинцовых.

– Свинцовых, ха-ха-ха! – рассмеялся Койот.– Темнота ты, забитая, только сумасшедший может хранить свинец в шкатулке. По всем признакам, платина, столь же ценная, как и золото.

– Лева тоже говорил о какой-то платине, когда я попросил его отпилить или отрубить кусок на грузило для удочки,– вспомнил Мошкин и часто заморгал воспаленными веками.

– Слышь, Сундук, – обратился Койот к угрюмому верзиле.– У Мошки от алкоголя крыша поехала, он из платины вздумал грузила плавить.

– А что Хрусталь, зажилил шкатулку? – спросил Алик.

– Лева сыграл в коробок, а шкатулку куда-то спрятал, – с трудом разжал тяжелые челюсти Сундук.– Если будешь артачиться и тебе дурную кровь пущу.

У Алика от этой угрозы голос сел и нижняя челюсть отвисла. Он испуганно забился в угол машины. «Какая к черту платина, какое золото”, – с тоской подумал он.

– Что притих, как сурок? – вывел его из состояния прострации Койот.– Хрусталь из-за жадности поплатился. Не захотел по-братски поделиться. Может и для тебя жизнь-копейка? Сундук тебе быстро оформит путевку к архангелам.

– Где шкатулка? – прорычав, вцепился клешнями в тощую грудь Алика сидящий рядом Сундук.

– Ей бога, не знаю, – взмолился Мошкин. – Может ее кому-нибудь подарил или отдал?

– Держи карман шире, у Хрусталя среди зимы снега не выпросишь, за копейку удавится, чтобы он кому драгоценности подарил, – возразил Койот и, чуть подумав, продолжил. – А вот на хранение кому-то мог передать. Кому?

– Кому, говори? – глухо повторил Сундук и больно вцепился пальцами в подбородок Мошкина.– Раздавлю, как блоку. Ты знаешь всех его баб?

– Много их у него было,– захлебываясь слюной, прохрипел Алик.

– Последнюю кралю называй.

– Динку Панкратову, что ли?

– Давно у них шашни?

– Больше месяца. Она хвасталась, что Лева собирается на ней жениться.

– Это серьезная заявка, значит, доверял, очаровала она его, – подал голос Койот.– Хрусталь каждый месяц баб менял, а эта его приворожила. Шкатулка может быть у нее. В его квартире мы все перерыли, ведь это не иголка. Алик жизнь в твоих руках. Поможешь нам – не обидим, а если сжульничаешь, то пеняй на себя. Отправим тебя в последнюю командировку, следом за Хрусталем и устроим поминки,– утешил Сундук. – Хоть ты я мелкая гнида, но и от тебя может быть прок.

– Готов помочь, – вздохнул Мошкин.– Пропадать, так с музыкой.

– Это другой базар,– похлопал его широкой ладонью по узкому плечу Койот и подал початую бутылку коньяка.– На-ка, хлебни, гляжу озяб, еще какая зараза свалит с ног. Нам доходяга не нужен.

Мошкина с трудом оторвали от бутылка, словно телок от вымени.

– У этой Дианы на квартире еще кто-нибудь живет? – спросил Койот. Захмелевший Алик не сразу понял, о чем речь, его пришлось привести в чувство.

– Дочка Ира, в восьмом классе учится,– сообщил он.

– Ты поможешь нам ее найти.

– Нет, нет, без меня,– поняв их намерения, воспротивился Мошкин.

– Коньяк, значит, выпил и в кусты, – обозлился Койот. – От себя пайку оторвали. Сундук сделай ему иглоукалывание.

Широкоплечий верзила с явно садистскими наклонностями, только и ждал этой команды. Скаля желтые лошадиные зубы, он достал из кармана куртки большой тесак. В тусклом свете нажал на кнопку. Послышался щелчок, блеснуло стальное лезвие, Сундук с откровенным удовольствием потянулся к горлу Алика.

– Щас я тебя пощекочу, шелковым станешь…

– Не надо, не надо,– завопил тот, защищаясь растопыренной ладонью.– Я, я согласен…

– Оставь его, – сжалился Койот. Сундук с огорчением спрятал тесак.

– На квартире Панкратовой нам появляться опасно,– вслух рассуждал Койот. – Опера, наверняка, держат хату под наблюдением. А дочка у нее молодая, долго дома не усидит. Надо ее подстеречь и заманить. Это сделаешь ты, Алик. Она тебя знает. Пригласишь в машину, прокатиться с ветерком. Девки любят быструю езду, иномарки, крутые тачки им подавай. На загранице все помешались, а нам и дома хорошо, правда, Сундук?

– Угу, – отозвался тот.– Были бы «бабки», значит, будут и бабы, водка, сауна и другие удовольствия.

– Давай, позови девку, дальше мы сами разберемся. Понял?– Койот ткнул Мошкина в хилое плечо.

– Понял, – скривился Алик от тупой боли.