В ретинотопной организации, высокодифференцированные нейроны в сетчатке запускают соответствующие нейроны в зрительных областях. Несмотря на наличие собственной системы GPS, способность велосипедистов быстро находить расположение нужных нейронов облегчает их чрезвычайно точную и быструю передачу информации.

В случае с буквами сетчатке глаза приходится учиться устанавливать эти связи путем многократного воздействия в течение длительного процесса развития. Этому обучению способствует способность мозга делать представления (мыслить представлениями) о шаблонах, таких как буквы. Зрительная кора головного мозга опытного читателя полна представлений букв, а также общих шаблонов букв и частей слов (таких как морфемы, составляющие корни, приставки и суффиксы наших слов) и даже множества хорошо известных слов. Это трудно представить, но эти представления обладают физической реальностью в наших нейронных сетях. Даже если мы просто представим себе букву, не видя ее, выделенные нейронные группы в зрительной коре, соответствующие представлению этой буквы, сработают, как если бы мы действительно видели букву. Именно это сейчас происходит в нашем цирковом шатре с надписью на пороге шатра: благодаря ретинотопной организации наших глаз соответствующие нейроны зрительной коры уже настроены на работу почти сразу с информацией, поступающей от клеток сетчатки. Если мы мыслим в терминах эволюции, то эти поразительно эффективные организационные принципы имеют превосходный смысл и, более чем вероятно, сохранили выживание многих наших предков до того, как было изобретено чтение. Только подумайте, как быстро нашим далеким предкам нужно было немедленно обнаружить следы хищников. Быстрому распознаванию в геометрической прогрессии способствуют визуальные представления в нашем мозге. Очень интересно думать о том, что наша нынешняя ретинотопическая организация, которая была переработана в каждом новом читателе, чтобы включать буквы и слова, не была бы и действительно не является такой же в коре мозга наших предков или в любом неграмотном человеке сегодня. Большинство нейрональных рабочих групп, которые мы сейчас используем для букв и слов, были бы в основном посвящены у неграмотных людей визуально похожим, но функционально разным задачам, например идентификация объектов или лиц. Это наглядный пример того, как, когда мозг учится читать, он повторно навязывает некоторые сети, изначально используемые для идентификации мелких особенностей внутри объектов, и лица, чтобы распознать такие же маленькие черты в буквах и словах.

Кольцо языка

Но сейчас нам нужно вернуться в цирк. Прямо по сигналу мы замечаем несколько поразительных событий, когда новые группы нейронов с кольца языка начинают вращаться, пружинить. Наши актеры собираются вокруг области кольца языка, граничащей со зрительным центром, где встречаются затылочная и височная доли. Чтобы убедиться в том, что, во-первых, визуальная информация (т. е. буквы) быстро связана с правильной звуковой или фонемной информацией в нашем слове и, во-вторых, что эта информация связана со всеми возможными значениями слова и ассоциаций. Английский язык имеет около сорока четырех различных фонем (в зависимости от используемого диалекта), представленных здесь сорока четырьмя крошечными актерами, нетерпеливо прыгающими вокруг в динамично расширяющееся кольцо языка. Как и пони в гонке, в стойле для скачек, малогабаритные исполнители готовы к тому моменту, когда некоторые из них будут связаны со своими визуальными партнерами в t+r+a+c+k+s. Мы замечаем, что некоторые группы актеров очень похожи на сиамских близнецов или тройняшек. Именно они отвечают за общие звуки, которые сливаются воедино, как, например, «tr» в нашем разворачивающемся слове. Похоже также, что наиболее часто используемые звуки имеют преимущество на своем месте в ринге, как будто в ожидании того, что именно они будут выбраны первыми в любом случае. На это есть причина. Чуть левее, на периферии нашего зрения, мы видим, как блок управления, кажется, выделяет наибольшие вероятности того, какие буквы или группы букв должны быть выбраны. Очевидно, что в этом экспертном чтении мозга ничего не оставлено на волю случая, а скорее, основано на вероятностях и прогнозах, которые, в свою очередь, основаны на контексте и предшествующих знаниях. После этого начального наведения из префронтальных областей разразится светопреставление, когда соответствующие актеры-фонемы будут соответствовать звукам соответствующим на вход визуальных групп. Слово-трек – вперед, и фейерверк начинается!

Восторг ощутим во всем шатре, когда к акту присоединяются целые новые группы исполнителей в кольцах языка и зрения. Кувыркающиеся акробаты ныряют перед словом, каждый выкрикивает всевозможные интересные значения: «следы животных, спортивные следы, железнодорожные пути?» Акробаты завораживают своей гибкостью, переходя от одного возможного, частого значения к менее часто используемым словам и далее к новому перечню других возможностей: «следы слез, звуковых дорожках, школьных дорожках, одноколейном сознании, отслеживании глаз, освещении дорожек?» Как будто этих семантических значений было недостаточно, ухмыляющиеся мимы, оседлавшие языковые и двигательные кольца, спрашивают: «А как насчет глагольных следов?», предлагая еще более широкие возможности. Здесь что-то похожее на коллективное дыхание из ранее неизвестного сектора в соседнем двигательном кольце. Там появляются оживленные мимы готовые произнести слово или, что гораздо удивительнее, физически его разыграть. Не двигая, очевидно, близко расположенные нейроны, управляющие мышцами губ, гортани и языка, они готовятся к имитации движение мышц ног и рук, в зависимости от того, является ли значение слова глаголом действия или более абстрактным: «отслеживает животное, отслеживает преступление, отслеживает тенденции данных, отслеживает ураган». За кружащимися акробатами и мимами можно увидеть за кулисами сотни других групп акробатов и мимов, все в том же «смысловом соседстве».

Некоторые из них стоят очень близко к кольцу, готовые прыгнуть внутрь с соответствующими словами и понятиями за миллисекундное уведомление. Есть группы слов, подготовленные для выполнения просто потому, что они звучат как треки в аллитеративных вариантах (например, угощения, трамваи, поезда, трюки) или обладают возможными рифмами (например, пачки, мешки, лаксы и даже воск – packs, sacks, lacks, and even wax).

Кольцо познания и кольцо аффекта

И, словно отвлекаясь от сольных выступлений в языковом кольце, наши блестящие артисты взлетают, поднимая наше сознание к совершенно другим мыслям в огромных неисследованных пространствах, манящим нас теперь войти в области в кольце познания. Пока фигурки дрейфуют туда-сюда, мы слышим, как они шепчут нам вопросы о контекстах слов, о которых мы и не задумывались с первого взгляда. Вспоминается сценка из детства, в которой крошечный поезд пыхтя подкатывает к железнодорожным путям, которые ведут вверх и вниз по величественным холмам, бормоча: «Я думаю, что смогу, я думаю, что смогу». И еще один маленький паровозик на очень похожих дорожках ярко-синего цвета под названием «Паровозик Томас» («Паровоз Томаса» – вымышленный паровоз с антропоморфи-зацией в книгах «Железнодорожной серии» преподобного Одри и его сына Кристофа, изданных в 1945 году. Он стал самым популярным персонажем в серии и является главным героем в телесериале «Томас и друзья». – Прим. перев.). В еще одной сцене большие мускулистые мужчины разбивают бревна, чтобы построить железнодорожные пути, и все это чем-то неуловимо похоже на Америку девятнадцатого века (см. рис. 3). Чувства детства начинают расти в нас вместе с этими изображениями, и с ними кольцо аффекта начинает взаимодействовать с разными чувствами, связанными с активными мыслями и словами в других кольцах. Но не только чувства детства пробуждаются; группа наших актеров становится все более заметной на другой стороне кольца познания… и вдруг мы начинаем видеть людей, одетых в зимние одежды, с ужасом уставившихся на фигурку красивой русской женщины с длинными черными волосами и красной сумочкой: это Анна Каренина, которая собирается броситься на рельсы! Начинают подниматься знакомые чувства страха, сочувствия и грусти из кольца аффекта, сцена тускнеет, и наше внимание сосредоточивается теперь на очень необычном, почти призрачном видении, расположенном над областью, называемой угловой извилиной находящейся в области соединения затылочной, височной и теменной долей имеющих ключевое значение и отражающей его способность интегрировать функции из кольца зрения в затылочную долю и кольца языка и познания в височной и теменной долях (см. рис. 1). Исходят ли команды от этой фигурки, или от нашего префронтального блока управления, или от обоих, неясно, но свет на кольце познания тускнеет, и призрачная фигура Анны исчезает из нашего зрения и сознания.