Так. Кажется, ничего не забыл. Я проверил на прочность усы (держатся), подхватил сумку на плечо и покинул пределы своей штаб-квартиры. Минут через пятнадцать я уже входил в метро, где опробовал на старушке-контролерше убедительность своей экипировки. Опробовал самым простым способом: прошел мимо нее с озабоченным видом, не предъявляя никакого проездного документа.

– Неужто опять грунтовые воды? – тревожно поинтересовалась у меня контролерша. Должно быть, она была из самого первого поколения Метростроя, которое под руководством товарища Кагановича доблестно превращало московскую землю в подобие голландского сыра. Со слезой в виде грунтовых вод, плохо поддающихся партийному воспитанию. Как тогда, так и сейчас. Хоть и партия-то давно измельчала, товарищ Каганович помер, а пара жетончиков на метро съела бы теперь всю тогдашнюю зарплату честной метростроевки.

– Не боись, прорвемся, бабка! – мимоходом утешил я контролершу. – Воду вычерпаем, брешь заделаем, никто не потонет…

С этими словами я деловито втиснулся в утреннюю толпу и ступил на эскалатор вне очереди. Как я и ожидал, народ с пониманием отнесся к моему внешнему виду и даже почти не ругался, когда я потом в вагоне задевал кого-нибудь своей сумкой. И находятся еще деятели, которые утверждают, будто человек труда у нас унижен и обижен. Врете, подлецы! Человеку в спецовке у нас все просто норовят почтительно уступить дорогу. Особенно если спецовка у него так воняет, словно ее трижды окунули в писсуар.

До станции метро «Ясенево» я доехал без приключений, если не считать таковым мою случайную встречу с братом по разуму в переходе с Новокузнецкой на Третьяковскую. Завидев знакомую спецовку, братец в похожей униформе салатного цвета кинулся мне наперерез.

– Откуда? – спросил он отрывисто.

– С Красногвардейской, – брякнул я наугад.

– Дренаж? – сочувственно всплеснул руками коллега-сантехник.

– Отстойник забился, – уже увереннее сказал я, выискивая словечки из лексикона нашего жэковского Фан-Фаныча.

– Ага, – удовлетворенно кивнул светло-зеленый братец, принюхиваясь.

– Вот-вот, – невесело подтвердил я, и мы разошлись, взаимно удовлетворенные кратким общением.

Выйдя из метро, я отыскал в ближайших кустах своевременно заначенную бухту троса, взвалил на плечо и неторопливо двинулся по направлению к секретной типографии, откуда «витязям» и предстояло сейчас вывозить готовый тираж «Великолепной Анны». Трос здорово оттягивал плечо, зато и вид у меня теперь стал натуральнее некуда. Гиперреализм, говоря ученым языком. Достоверность в квадрате.

С точки зрения конспирации типография располагалась в наивыгоднейшем месте. Здесь и раньше-то, пока площадь имени Ле Зуана была открыта для пешеходов, народа было немного. А уж когда площадь перегородила приземистая туша банка «Ханой», больше половины всей улицы Айвазовского – от Литовского бульвара и до Соловьиного проезда – днем вообще вымирало. Тыльная сторона «Ханоя» становилась теперь естественной ширмой, закрывающей все типографские постройки со стороны бульвара; пешеходам оставалась только узкая щель между банком и осыпающимся фасадом четырехэтажной жилой коробки, давно опустевшей по причине капремонта. Теперь автопоезд из десяти армейских «КамАЗов» мог скрытно выехать из двора типографии по Айвазовского, медленно рассредоточиваясь по пути: первые две машины должны будут отделиться от колонны на Миклухо-Маклая, следующие две – свернут на Бутлерова; из оставшихся шести «КамАЗов» до Нахимовского проспекта доедет только один – остальные будут добираться до своих складских точек по Обручева, по Херсонской, по Каховке и по Болотниковской. Все десять машин разгружались на десяти только что арендованных разных складах (даже я не знал их координат) не позже четырех часов. А уже к пяти часам представители наинадежнейших дилерских контор из Ростова, Краснодара, Нижнего (всех городов – покупателей «Великолепной Анны» я, понятное дело, тоже не знал) забирали каждый по две тысячи пачек. Каждому из контрагентов «витязей» известна лишь одна – своя – точка приема товара, и если бы даже сквозь решето проверок и перепроверок просочился, стукач «перехватчиков», те смогли бы накрыть одну-две порции тиража. И то им пришлось бы проявить изрядную оперативность, поскольку уже к вечеру на всех складах должны были остаться максимум обрывки бечевок, оберточной бумаги и сладких воспоминаний об уехавшем товаре.

План Тима Гаранина, директора издательства «Витязь», был, таким образом, почти безупречен. У него было лишь одно уязвимое место: при желании автопоезд можно было перехватить целиком на отрезке между воротами типографии и Соловьиным проездом. Адрес типографии и время старта автопоезда были строжайшей тайной. Но стоило рэкетирам ее узнать – и все достоинства улицы Айвазовского мгновенно превращались в беду. В таком укромном месте с единственным свободным выездом можно было устроить ха-а-арошую битву при Фермопилах. Благо «витязей» в тридцать раз меньше, чем древних спартанцев царя Леонида, – всего-то десять человек. По числу грузовиков. Ни охраны, ни даже сменных водителей издательство «Витязь» позволить себе, уже не могло: все деньги до рубля брошены были на расчет с типографией, на аренду «КамАЗов» и складов. Поэтому в кабины «КамАЗов» сегодня придется сесть самим издательским работникам и никому другому: директору Тиму, главбуху Косте Богомолову, начальнику отдела реализации господину Есипову, а также верстальщикам, корректорам и даже самому Алексею Арнольдовичу Рунину, кандидату наук, редактору-составителю восьмитомной антологии «серебряного века», выпуск каковой «Витязь» вынужден был прервать после третьего тома по причине глубины финансовой ямы. Не знаю уж, какие водители «КамАЗов» получатся из этой инвалидной команды, но армия из них получилась бы точно аховая. Из всей десятки только сам директор Гаранин да еще, по-моему, главбух могли бы дать «перехватчикам» вооруженный отпор; остальные восемь человек, ручаюсь, в жизни не держали в руках оружия серьезнее, чем консервный нож и штопор. В общем, крайне интеллигентная публика. Таким я бы бесплатно помогал из одной симпатии к работникам умственного труда. Если бы, конечно, занимался частным сыском как любитель, а деньги на жизнь зарабатывал каким-нибудь другим способом. Ловлей бабочек, например. Как писатель В. Набоков.

«Тим, – говорил я Гаранину вчера, когда мы с ним вдвоем перебирали все возможные варианты а развития событий, – ты сам-то как оцениваешь шансы своего мероприятия?» – «Пятьдесят на пятьдесят, – невесело отвечал Тим, пробуя каблуком упругость оката ближайшего к нам „КамАЗа“. – Хотя мы соблюдали секретность, как могли…» – «Ну, а вдруг я действительно обнаружу возле типографии засаду? Что тогда?» – не отставал я. Самый главный «витязь» болезненно кривил губы. «Тогда – полный абзац, друг Яша, – почти спокойным тоном объяснил он. – Прятаться за воротами типографии и ждать оперов с Петровки у нас времени нет. Да и не верю я милицейским, уж извини. Не верю. Когда на нас наезжали в феврале, фараоны сшивались поблизости – и хоть бы один вмешался… Словом, нет у нас другого выхода». – «Стало быть, – рассуждал я вслух, – задержка исключается, и отправиться вы должны вовремя любой ценой. Так?» – «До чего же ты догадлив, Яков Семенович, – с иронией отзывался Гаранин. Лицо у, Тима было усталым, бледным, с легкой синевой. – Ты часом не знаменитый экстрасенс?» – «Что ты, Тимофей Олегович, – мотал я головой. – Я по-прежнему всего лишь скромный жидомасон. Так ты мне даешь на завтра карт-бланш в случае засады?» Тим пожимал плечами: «Само собой. Карт-бланш, три карты, хоть всю колоду бери на здоровье. Ты – наши единственные вооруженные силы в одном лице. И генерал, и рядовой. В случае чего выводи на боевые позиции танки, минометы, артиллерию. Нам бы только день продержаться, а к ночи воевать с нами смысла не будет…» – «Продержитесь, не сомневайся, – успокаивал я Гаранина, – и без танков обойдемся…» Я самоуверенно выпячивал челюсть, изображая супермена, а на душе кошки скребли от опасных предчувствий. Будь типография и трижды секретной, это теперь не имело большого значения. В любом подразделении вооруженных сил сегодня полным-полно людей, которые не прочь подработать на стороне. А тут и работать особенно нечего, и изменой родине не пахнет: книжников заложить – сам бог велел. Шепни только пару слов по телефону кому надо – и уже, считай, кусок спокойной старости себе обеспечил. До старости этой, правда, еще дожить надо, но об этом добровольные информаторы отчего-то забывают…