— Очень хорошо, — сказал он, — стало быть, решено.

Преимущества дворянского титула и впрямь бывали порой чертовски приятными.

Себастьян опять повернулся к миссис Уэйд. Она выглядела потрясенной. Теперь, когда он ее заполучил, на него опять нахлынуло сонмище сомнений. А что, если она глупа? Справится ли она с работой? А вдруг зарежет его прямо в постели?

Она следила за спором в каком-то зачарованном оцепенении, и внезапность решения ошеломила ее.

— Ах да! — воскликнул Себастьян, словно спохватившись в последний момент. — Вы так и не сказали, согласны вы на мое предложение или нет.

Она как будто лишилась дара речи.

— Итак, миссис Уэйд?

— Экономкой? — дрогнувшим голосом переспросила она, словно желая безоговорочно уяснить себе причину этого deus ex machina[15].

— Совершенно верно. Мы можем поместить вас на два месяца в окружную тюрьму в Тэвистоке, после чего судьи пошлют вас в работный дом до конца ваших дней, или вы можете отправиться вместе со мной в Линтон-Грейт-холл и стать моей экономкой. Что вы выбираете?

Улыбки не было, ее губы даже не шевельнулись, но в глазах промелькнуло эфемерное, как мираж в пустыне, выражение признательности, и Себастьян получил ответы на два из трех вопросов, которые только что задавал себе. Она не глупа и, безусловно, справится с работой.

— Милорд, — сказала она с подобающей почтительностью в голосе, — я выбираю второе.

Возвращение в Линтон-холл прошло в полном молчании. Себастьян мог бы его нарушить и говорить, не умолкая до самого дома, если бы хотел помучить свою новую экономку. Может, ей не позволялось разговаривать в тюрьме? Это могло бы многое объяснить. Впечатление было такое, словно необходимость произносить слова вслух лишала ее последних сил. Поэтому вместо того, чтобы вызвать ее на разговор, он стал пристально рассматривать ее (отнюдь не рассчитывая, что это поможет ей преодолеть смущение). Ему не раз приходило в голову, что он ввязался в опасную авантюру, но Себастьян всячески гнал от себя эту тревожную мысль, не находя оправдания своему поступку.

Они сидели лицом друг к другу на противоположных сиденьях кареты. Один раз, когда экипаж накренился на повороте, их колени соприкоснулись и миссис Уэйд отпрянула, словно дотронувшись до раскаленного железа. Чтобы не встречаться с ним глазами, она неотрывно смотрела в окно на убегающие назад дома деревни, на свежевспаханные поля, потом на уже начавшие зеленеть дубы и липы, образующие подъездную аллею к усадьбе. Небольшой ковровый саквояж, составлявший все ее имущество, лежал на сиденье рядом с ней; всю дорогу она придерживала его рукой. Очевидно, этот жест вошел у нее в привычку. «Ах да, ее же обокрали в Чадли!» — припомнил Себастьян, изучая ее тонкий, четко очерченный профиль, такой бледный на фоне темной стенки кареты. Закатное солнце било ей в лицо, заставляя щуриться. Она приложила руку щитком к глазам, заслоняясь от яркого света, и он отметил, что ее короткие ногти обломаны, а ладонь загрубела от мозолей. На лифе платья выделялось пятно, тщательно застиранное, но все же заметное. Констебль сказал, что ее нашли в чьем-то сарае, а питалась она украденными яблоками. Но это же немыслимо! Такая картина просто не укладывалась в голове у Себастьяна. Даже в своем жалком наряде и с немыслимой стрижкой она походила скорее на гувернантку из богатого дома, переживающую трудные времена, или… на монахиню. Да, точно, она напоминала монахиню, которую кто-то вдруг насильно вытащил из уютной темной кельи и швырнул в хаос реальной жизни.

В окне кареты показался Линтон-Грейт-холл. Ее взгляд стал внимательным, лицо утратило привычное отрешенное выражение. Себастьян попытался представить себе дом ее глазами: трехэтажное здание в форме буквы Е из темного дартмурского гранита, позолоченное в эту минуту медовыми отблесками предвечернего солнца. Изнутри Линтон-холл представлял собой коварное море домашних неудобств, в чем миссис Уэйд вскоре предстояло убедиться воочию, однако снаружи в нем ощущалась грубоватая элегантность, которая очень импонировала Себастьяну. Этот дом словно никак не мог решить, что он из себя представляет:

феодальный замок, укрепленный форт или мирную сельскую усадьбу. Лили высмеяла Линтон-Грейт-холл, отчего Себастьяну он сразу же показался еще милее и ближе. Стейн-корт, роскошный особняк его отца в Суффолке, значительно превосходил Линтон-холл по размерам и казался в сравнении с ним настоящим дворцом. В один прекрасный день Себастьяну предстояло унаследовать и Стейн, но пока его вполне устраивал Линтон. Тем более что он не намеревался задерживаться здесь надолго.

Они пересекли Уик по небольшому, изящно изогнутому мостику, расположенному всего в пятидесяти ярдах[16]к западу от дома, и на миг Себастьяну показалось, что он уловил довольное выражение на лице своей новой экономки. Но когда она взглянула на него и тотчас же отвернулась, в ее суровых чертах не было ни намека на улыбку. Карета въехала в ворота и загрохотала по заросшим сорной травой каменным плитам двора, распугав по дороге угнездившуюся на зубчатой стене стаю грачей. Себастьян спрыгнул на землю и подал руку женщине, чтобы помочь ей спуститься с подножки. На мгновение миссис Уэйд пришла в замешательство, но потом ее лицо прояснилось, и она оперлась на его руку, словно вспоминая некий давно забытый ритуал.

— Парадный вход с другой стороны; мы его проехали, но все пользуются этой дверью, — пояснил Себастьян, указывая на утыканный массивными бронзовыми бляшками дубовый портал, над которым красовалась высеченная в камне надпись «A.D. 1490[17]». В холле они увидели горничную (кажется, ее зовут Сьюзен, припомнил Себастьян), зажигавшую лампы. Она обернулась, и тут же ее глаза округлились от изумления. И неудивительно: не далее как этим утром хозяин уехал из дому с одной женщиной, и вот — извольте радоваться! — возвращается уже с другой. Поспешно сделав реверанс, горничная начала пятиться прочь.

— Минутку, — окликнул ее Себастьян, и она застыла на месте. — Э-э-э… Сьюзен, не так ли?

— Да, сэр.

Она вновь присела в реверансе. У нее было славное веснушчатое личико, из-под чепца выбивались ярко-рыжие кудряшки.

— Миссис Уэйд, познакомьтесь со Сьюзен, одной из ваших подопечных. Это новая экономка, — сообщил он горничной. — Вы будете исполнять ее распоряжения, как до этого слушались миссис Фрут.

Ошеломленное выражение, отразившееся на лице у Сьюзен, показалось, Себастьяну почти комичным. Позабыв закрыть рот, она несколько раз перевела взгляд с хозяина на миссис Уэйд и обратно, потом хихикнула и тут же сделалась пунцовой, догадавшись, что он не шутит.

По лицу миссис Уэйд невозможно было понять, что она испытывает. Похоже, она смутилась, в то же время в ее глазах вроде бы промелькнуло сочувствие к сгоравшей от стыда Сьюзен, но обо всем этом можно было лишь гадать: надетая ею маска скрытности оказалась непроницаемой.