Дальнейшее совместное плавание стало приятной прогулкой под руки с холодно-галантными фрегатами, за действиями которых следил чапающий в кильватере крейсер. Теперь он молчал, смирившись с судьбой и надеясь на Всевышнего. По курсу лежал бескрайний Тихий океан, давно «утопивший» за горизонтом американское побережье и шумом волн заглушивший отборный мат нервного центра полигона.

Тут-то и подключился «Всевышний» — Большой Белый Вождь из Вашингтона, приславший приглашение советскому военному атташе посетить пятиугольный дом на берегу Потомака. Тот нагладился, надел ордена и прибыл… искать пятый угол. «Найдя» его, обиженно позвонил «Двенадцати Толстякам» из Политбюро. Выслушав атташе, они пригласили «на чашку чая» своего главного флотоводца, лучший друг которого, «Главный Толстяк», уже давно лежал у стены, и. поэтому Горшкову стало сложнее защищать честь флота. Получив вводную, адмирал начал действовать. Действие в тех высоких сферах — это бесконечные разговоры по телефону, позволяющие выяснить степень угрозы своему положению-, найти рычаги для его сбалансирования и, уже исходя из этого, найти виновных и наказать невиновных. Горшкову же нужен был компромисс — сохранение «невинности» командира «Чарли», — ибо кто, как не сам Сергей Георгиевич, утверждал руководящие документы, сделавшие экипажи кораблей «клептоманами», прикарманивающими любую найденную железяку и делающими это настойчиво и последовательно!

Последним звонком в его списке стал звонок нашему кэпу. С приговором!

— Тащ командир, главком на связи! — всхлипнул Вова Пряник, нервно почесывая «обожженную» руку, которая только что держала трубку «красного» телефона, печально глядя во внезапно ссутулившуюся спину Прокопыча. Зачем-то кэп взял в радиорубку и меня. Видимо, чтобы было кому вынести его грузное обесчещенное тело и бросить за борт в пустынные воды Тихого океана. До американского берега уже было миль триста…

Попрощавшись глазами с окружающими, кэп собрался, взял трубку и ЗАОРАЛ: «Товарищ Адмирал Флота Советского Союза, докладывает командир…» Слова кэпа и Горшкова репитовались включенным динамиком, откуда донеслось в ответ: «Командир, ракета действительно у вас?»

— Так точно, товарищ Ад…

— Какого хрена вы ее взяли на борт?

— Добывали образцы оружия и боевой техники, тащ Ад… Флота.

— Приказываю! Срок полчаса!! Возвратить ракету американцам!!! Доложить об исполнении!

— Не могу, тащ Ад… С… С…

— Почему?

— Волнение пять баллов и ракета… эта-а… не в порядке… разобрана.

— Собрать и возвратить! — завизжал динамик.

— Не могу, тащ Ад… Союза! — и это было уже второе «не могу»!

— Па-а-а-чему?!!

— Мы ее топором ломали…

— Так бы сразу и сказал! Договорись с американцами о времени и условиях передачи груза. Об исполнении доложить! — почему-то смягчился Горшков, услышав о топоре. Ассоциации… Тяжела жизнь на Олимпе!

Усталый, но довольный тем, что кровь не пролилась, командир махнул мне рукой: «Иди, трепись со своим “друганом”! Обрадуй “Леги”, что мишень случайно нашлась».

Третьи сутки бесцельно телепающийся за нами обиженный крейсер на вызов отвечать не хотел. Ответил лишь тогда, когда я «оставил на его автоответчике» давно ожидаемое: “Леги”, мишень у меня на борту. Готов обсудить процедуру ее возвращения».

Сказать, что американцы оживились, значит ничего не сказать. Они возбудились, заулыбались, закудрявились и побежали звонить своим «бэбям».

— «Чарли», а как передавать будем? Ошвартуемся бортами? — спросил командир крейсера, подразумевая братание и «большой бэмс» с русскими. Ну их, «бэбей» этих! Мужской выбор!

— Он что, головой ударился?! — заорал едва выживший Прокопыч. — Скажи, что передачи не будет. Вернее, будет, но потом… когда возвратимся на Пойнт Мугу и прикроемся островами.

Это сообщение не омрачило радость американцев, которые расступились и позволили нам беспрепятственно лечь на курс, ведущий обратно к Америке.

Возвратившись на почти штилевую воду восточнее Сан-Николаса, «Чарли» и его почетный эскорт легли в дрейф.

— Швартоваться бортами будем? — не потерял надежду «Леги».

От крейсера отвалил катер с сидящими офицерами и матросами в касках и спасательных жилетах. Подцепив наше убогое плавсредство багром, американцы подтащили его к борту, ловко подняли и поставили на ют, завершив второй тайм со счетом 2:1 в свою пользу.

Третий тайм был скоротечен и принес неожиданные результаты: «Леги» вышел на связь, сладким голосом предлагая поговорить на прощание.

— «Чарли», благодарю вас за содействие и СВОЕВРЕМЕННУЮ помощь! — восторженно пропел командир крейсера. — Считаю инцидент исчерпанным. Желаю приятного плавания!

Мы чуть не всхлипнули от такой душевности и помахали ему пилотками на прощание. В наших глазах стоял большой знак вопроса. Что было позже, когда мишень привезли на Пойнт Мугу и собрали «кубики» воедино, нам неизвестно.

А к вечеру прибежал боец с информационной лентой агентства «Ассошиэйтед Пресс», которое сообщило: «Пример плодотворного сотрудничества. Советский военный корабль, находившийся в районе стрельб американского флота, поднял приводнившуюся ракету-мишень и ПО ПЕРВОМУ требованию возвратил ее кораблю ВМС США. Командование флота сообщает, что передача произошла без инцидентов, в дружественной атмосфере».

Возвратившись домой, наш командир не получил ни выговора, ни благодарности. А через год «Чарли» опять сходил на Пойнт Мугу и привез оттуда еще более навороченную ракету-мишень, которая долго лежала под забором бригады не нужная никому. Начиналась Перестройка! Я же иногда достаю кусок обшивки хвостового оперения той первой «рыбки» с надписью «Northrop Ventura division» и следами корабельного мазута «Чарли», вспоминая. «Чарли», мой «Чарли», за что же они тебя порезали в расцвете сил?! У тебя отняли будущее, но какое яркое прошлое за кормой!

Тебе, мой корабль…

Описывая события того далекого 1985 года, я не переставал думать, что чувствовал экипаж крейсера «Леги», и особенно его командир, кэп-тэн Фред Уилкин Бэйли, маленький взрывной, но добродушный человек с ярко выраженной поведенческой флотскостью — бравадой, настоянной на опыте и умении, человек из тех командиров, который, услышав анекдот об инвалиде-скопце, пришедшем вербоваться на военный корабль, не строил брови домиком, а ухмылялся, брал 1МС (микрофон громкого корабельного оповещения) и пересказывал его всему экипажу:

— Вербовщик говорит этому парню, что он подходит флоту по всем параметрам. А на вопрос, когда явиться на службу, отвечает: «Рабочий день на корабле — с 08.00 до 16.00, но вы приходите часам к десяти».

— Почему? — удивляется новобранец.

— Вы знаете, с 08.00 до 10.00 все сидят по каютам и чешут яйца, а вам это ни к чему. Парни, мне не хватает таких моряков! Хватит чесать яйца — пора работать!