Не дав Гламурнице допеть, вскочила со скамейки Хулиганка с частушкой:

Старухи сначала ахнули от неожиданности, а потом расхохотались. Смеялась у своего окошка и Елена Олеговна. Хулиганка, раззадоренная успехом, продолжила:

– Хватит, Нинка! Уймись! – захлёбываясь смехом, простонала Монашка (Евдокия).

– Да почему же «уймись»?! – вступилась за Нинку-Хулиганку Ульяна. – Кому плохо от её частушек?!

– Давай, Нинка! Спой ещё! – закричали старухи.

И Нинка спела:

– Ещё, Нинка! Ещё давай! – кричали старухи.

И Нинка «зазвездилась»:

– Сейчас дам. У меня их, этих частушек…!

Не переждав смеха, Нинка запела следующую частушку:

Каждую из своих частушек Нинка сопровождала «пританцовкой» и «припевкой»:

– Ух-тюх-тюх-тюх! Ух-тюх-тюх-тюх!..

Старухи (одна, вторая, третья), приподнимая юбки, со смехом бежали в кусты, смеялись в кустах, продолжали смеяться, выйдя из кустов, и на обратной дороге к скамейке.

Нинка «выдохлась», и Ульяна предложила продолжить «концерт» другим старухам:

– А что, девчата? Не одна же у нас Нина такая частушечница! Кто следующий? Выходи!

– После Нинки?!

– А что тут такого?!

Старухи стали отнекиваться:

– Да что ты, Ульяна?..

– Что? Никто не осмелится?

– Я, пожалуй, осмелюсь! – сказала Гламурница.

Старухи со словами одобрения захлопали в ладоши:

– Давай, Люся!

– Молодец!

Гламурница встала перед подругами и запела свою частушку:

Старухи захохотали, откинувшись назад, а у себя дома на маленьком стульчике, у самого окошка, слушая частушки «приозёрных» старух, хохотала Елена Олеговна.

Совершенно неожиданно привстала Монашка-Евдокия.

– У меня только одна частушка есть, а больше… не знаю…

– Давай свою частушку!

И Дуняша спела:

Старухи аж закричали от восторга.

– У меня – политические частушки! – с места крикнула Анна-Историк. – Пойдёт?

– Пойдёт!

– Точно, точно! – «запричитали» старухи. – Верно как схвачено!

– А еще у меня не совсем приличная есть, – продолжила Анна. – Вы уж простите…

– Не бойся, Анюта! Простим! Ещё и спасибо скажем!

– Ну, тогда слушайте:

Долго после этой частушки не могли успокоиться старухи. А потом пели еще! И «такими» словами, какие в порядочном обществе не должны бы употребляться, но…

– А у меня специально для Ольги! Про Ельцина! – вскочила Нинка-Хулиганка.

– Ой! Ой! – застонали старухи. – Прекрати, Нинка! Ей больше не надо петь!

Смеялись все. Не смеялась только одна старуха. Политик-Ельцинистка. За весь «концерт» она ни разу не улыбнулась. А в ответ на частушку Хулиганки плюнула и зло проговорила:

– Дуры – они и есть дуры…

Смех притих…

– Пойдем-ка мы с вами… – начала Ульяна.

– На х… – продолжила Хулиганка.

– Почти что… В лес. Разленились вконец, а зима на носу.

– Может, завтра? – заканючила Нинка.

– И завтра пойдём. А теперь… Идите за корзинками…

Старухи встали со скамейки и направились в сторону домов. Не пошла только Ельцинистка. Она сидела, пока её подруги не скрылись из виду, а потом встала и пошла в другом направлении.

«Ну и хорошо, что ушли! – подумала Елена Олеговна. – А то вообще ничего по дому не делаю… Куда это годится?»

* * *

Вечером старухи не пришли. Елена Олеговна даже заволновалась: «Все ли у них в порядке?»

Но утром пришли. Не было только Ельцинистки.

Старухи обсуждали вчерашний поход в лес и гадали, куда могла подеваться Ольга…

Через некоторое время та «появилась на горизонте». Странное дело, но увидев Ольгу-Ельцинистку, старухи обрадовались.

– Слава Богу! – сказала матушка Евдокия и перекрестилась. – Куда ты делась? Разве можно так?

– А что такое?! – спокойно и даже чуть надменно поинтересовалась Ольга. – У вас что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось, – ответила Историк Анна. – За тебя переживали. Куда пропала? Мало ли что!..

– Я имею право быть там, где хочу и тогда, когда хочу. И говорить, что хочу.

Старухи примолкли. Ольга-Ельцинистка уселась поудобнее на камень напротив скамейки, обвела всех суровым взглядом и заговорила:

– Я хочу сказать… – и замолчала.

– Говори уж! – приказала Ульяна.

– Я хочу сказать… главную правду о… Ельцине.