— Документы?

— Ну да. Я даже знаю, у кого он их купил, — признался Тарковский. — Но тот человек скоропостижно скончался. Клянусь, без моей помощи.

— Достаточно, — оборвал его прокурорский. — Виктор Саулович, не ставьте меня в двусмысленное положение. Если вы взяли на работу мою жену, это не значит…

— Не бойся, лишнего не скажу, — не дослушал его Тарковский. — Да если бы и сказал, слова к делу не подошьешь. Фирма та ликвидирована, отчетность пошла на свалку — кроме той, которую Умник прибрал к рукам…

А вообще я бы на твоем месте не задирал нос, Андрюшка.

Если ты такой щепетильный, то почему шил мне дутое дело? Ладно — штрафные санкции, но зачем было меня в каталажку бросать? Начальство приказало?

— Виктор Саулович… — порозовел младший советник юстиции.

— Все, Андрюша, все. Похоронено и забыто. Перед законом я чист, ты встречаешься со мной не как с подследственным, а как со знакомым, и по знакомству даешь бесплатные советы. Это не возбраняется. Выпьем, и дай мне совет…

Подавленный Андрюшка быстро клюнул стопарик Тарковского своим, опрокинул, зажевал шоколадкой.

По-плебейски пил, как водку. Добавить, что ли, его супружнице, чтоб мужу на приличную выпивку хватало?

Виктор Саулович покатал коньяк во рту, проглотил и растер по небу оставшиеся на языке капли.

— Первое, — по пунктам начал он. — Куда обращаться, чтобы в частном порядке сделали экспертизу фонограммы?

Андрюшка глядел в пол.

— Я уже думал сравнить запись Умника с этой, — он кивнул на телевизор, где немо шевелил губами полковник, — и никаких сомнений не было бы. Только ведь нет фонограммы, Виктор Саулович.

— Так что ж ты!.. — взвился Тарковский.

— Дело против Умника не возбуждали, стало быть, и кассету не сохранили, — пояснил Андрюшка. — Я как получил ее с диктофоном, так и сдал в тот же день. Честно говоря, я даже рад. А то вы стали бы требовать эту запись и поставили бы меня в двусмысленное положение.

— Цепочка! — сплюнул Тарковский. — Ладно, второе.

Помнишь, мы говорили, что Умник выражается протокольными фразами, как юрист со стажем? А этот полковник…

— Нет, юридического образования не имеет. Но он писатель.

— Был бы актер — я бы понял: вошел, так сказать, в образ и шпарит сегодня за юриста, а завтра за уголовника.

— А писатель… — засомневался Тарковский.

— Так ведь актер говорит не своими словами, а теми, которые сценарист написал… Виктор Саулович, я и не утверждаю, что Кадышев — Умник. Голоса вроде бы похожи, а в остальном по каждому пункту натяжка: не однозначно «да», а скорее «может быть». Мне Умник представлялся ментом, сотрудником УБЭП. И помоложе лет на пятнадцать. А главное возражение против Кадышева — зачем ему заниматься шантажом, с его-то положением и деньгами?

Тарковский покачал головой:

— Ну, как раз это я понимаю. Власть, Андрюшенька.

Власть сладка, а тайная власть сладка вдвойне. Как он прокурора-то вашего, а?

Тарковский посмотрел на полковника. Проверить его банковские счета, и, если даты поступлений совпадут с датами, когда Виктор Саулович платил Умнику… Подпрягать к этому Андрюшку не стоило: и не согласится, да и нет у него, законника, возможностей сделать все втихаря. Собственно, деловой разговор был на этом закончен.

— Пообедаем? — предложил Тарковский и со стариковской мстительностью припомнил Андрюшке:

— Тебе кашу с тюлькой или снизойдешь до рябчиков?

Младший советник юстиции вспыхнул:

— Я же сказал: мне на службу! Если я вам больше не нужен…

— Ты мне нужен всегда! — отечески улыбнулся Тарковский. — Но, раз уж Родина зовет, ступай, Виктор Саулович потерпит. Скажи супруге, чтоб звякнула в бухгалтерию. Ей там вроде бы квартальная премия положена. — И, больше не глядя на раскрасневшегося Андрюшку, он позвонил в приемную:

— Наталья! Шишкина ко мне!

И кофе.

Не успел прокурорский уйти, как птичка-Снегурочка впорхнула с чашкой на подносе и с порога уставилась на экран:

— Ой, Виктор Саулыч, а нельзя звук включить? Там моего дядю показывают!

— Это якудза! — воскликнул Альварес.

Морской Змей ответил многоэтажным построением, которых так не любят западные переводчики-слависты, потому что путаются в специфических русских словах для обозначения родственных связей.

В. КАДЫШЕВ. Морской Змей в раю

Татьяна. Утро 5 ноября

«Витя, дорогой! Ты думаешь, меня не бросали женщины и не били старослужащие? Такова уж армейская служба во все времена от Ромула до наших дней. В бою тебя будут не бить, а убивать, и нужно постараться…»

Это был, наверное, десятитысячный ответ на солдатское письмо Кадышеву, и Татьяна шлепала по клавишам компьютера, не задумываясь. А господин адресат письма раскачивался в плетеной качалке на веранде их дачи с новорусскими излишествами. В приоткрытую дверь она видела то его лицо, то одни ноги, накрытые клетчатым пледом.

— Ну, Танька, теперь жди, когда почту принесут. Зуб даю: ты сегодня во всех газетах. Министра обороны поставила по стойке «смирно». Цени, Танька! Вот что значит жена сочинителя Кадышева! Ты до меня хотя бы видела живого министра?!

(«Сочинитель» было любимое словечко Змея — скромность паче гордости: «Вот Достоевский был писатель, а я кто?») — Министра не видела, а генералов сколько угодно и с обоих концов. Сколько им клизм попереставила — наверное, цистерну.

— Ну и как там у генералов, неужели все такое же, как у нас?!

— Не приглядывалась… Володь, сегодня суббота или воскресенье?

— Привет! Пятница сегодня. А почему ты спрашиваешь? У тебя в госпитале дежурство? — забеспокоился Кадышев.

— Нет, я взяла неделю за свой счет. Просто по четным дням я подписываю письма «Жму руку, Кадышев», а по нечетным — «Верю в тебя, Кадышев». Чтобы не было совсем одинаково.

— Секретуточка ты моя! Что бы я без тебя делал!

«Секретуточка» — это как понимать? Вчера на банкете перебрал, сегодня мается — так что скорее всего он сейчас бережно, как карточный домик, собирает скандал.

Хотя про него никогда заранее не скажешь. Змей — он и есть Змей: коварный, мудрый, опасный. И надежный, если кому-то интересно, почему Татьяна связала свою жизнь с человеком вдвое старше себя. Что бы ни происходило между ними, Татьяна знала: любую ее неприятность.(если, разумеется, эта неприятность не от Змея) он разобьет единственным словом: «Забудь!» Кому-то сунет на лапу, перед кем-то «поработает лицом», а чаще всего просто позвонит, и, глядишь, недоброжелатели тебе улыбаются и говорят с некоторой даже укоризной: «Что же вы, Татьяна Петровна, раньше не сказали, что ваш муж — Кадышев?!»