или просто валуны немалой величины, схватятся они в жестокой битве за свою самостоятельность и брызжутся слюной, яростно скрежеща, увлеченные силой своих ударов. Разлетаются искрами брызги от грозной волны, набежавшей на каменную преграду, а вдали уже показываются еще и еще приближающиеся валы взбесившегося моря, огрызаясь на своих гребнях большими рядами зубов. Несутся волны одна за другой, жилится каждая из них избытком силы и, не добежавши немного до берега, взыграет перед предстоящей схваткой, подымется стеной, выгнется внутрь, накренится разозлившимся верхом и, захлестнув собой встретившийся на пути плешивый валун, с силой ударится о берег, взбегая по нему, и, с рокотом перебирая мелкие камешки, возвращается обратно. Стекает обратно в море небольшими ручейками обессилевшая после удара и потерявшая свою удаль вода, а на помощь ей набегает новая волна, захватывает с собой уходящую на отдых и вновь набрасывается на берег, ограничивший простор моря…

— А-а-ах!

— О-о-ох!

Сердится, ругается, стонет море, а затем, уставши от борьбы, начнет успокаиваться, хмурясь на горы и каменные укрепления берега, не дающего еще шире разлиться, еще вольготней потешиться своею удалью.

Спрячутся волны за далеким горизонтом, отбегут в глубь моря, а оно задумается в нашедшей на него неповоротливости, выспится спокойно, распластавшись под голубым покрывалом неба, и, пригревшись под лучами жаркого солнышка, заулыбается, засмеется приветливой улыбкой по зеркальной поверхности. А вдали белеют паруса затерявшейся шхуны или вырисовывается силуэт большого парового судна, да невдалеке от берега показываются выгибающиеся хребты дельфинов и вновь пропадают в воде. Нежится море в лучах южного солнышка, и вместе с ним набираются солнечной бодростью распластавшиеся по берегу тела отдыхающих.

Печет солнышко. Бронзовым загаром оседает на детских телах, и кажется, что не только чувствуешь, но и видишь его теплоту. Словно от тающего сахара в стакане воды расползается сладкий сок мелкими кудряшками, или сироп, разбавленный водой, расползается в ней нитями, сплетаясь узелками в кружева тончайшей работы. Так и тут, на берегу моря, кажется, что лежишь ты на дне громадного сосуда и в воздухе, наполняющем его, расползается кудряшками теплота тающего солнца, обвивая прозрачными кружевами темнеющие загаром неподвижные тела.

Только через установленное врачом количество минут, по сигналу сестер, наблюдающих за правильным принятием солнечных ванн, переворачиваются они со спины на бок, затем на грудь и на другой бок, а потом встрепенутся, вскочат и побегут по накалившимся камешкам пляжа к воде, чтобы броситься в нее, забрызгаться, заплескаться и поплыть от берега в перегонки со своими товарищами.

Звонким смехом и голосами разносится по поверхности моря детская радость, а сестры, наблюдая с берега за ребячьей резвостью, безжалостно ограничивают время принятия столь приятной, оздоровительной процедуры

Разносится визгливое мурлыканье их свистков с короткими пояснениями.

— Кому разрешено три минуты — выходить.

— Кому разрешено пять минут — выходить.

Не хочется ребятам расставаться с морем, не хочется выходить на берег. Если бы не сестра, поплескались бы еще в соленой, освежающей водице. Хоть минуту, хоть бы полминуты, но еще немножко, чуть-чуть…

— Неужели все минуты?

— Скоро что-то…

И, нехотя, выходят на берег, нарочно спотыкаясь, чтобы еще разок бултыхнуться и окатиться брызгами.

Но строгая сестра… ух какая строгая! Ни минутки, ни полминутки не разрешает, а то возьмет да и не разрешит на следующий раз купаться.

— Это еще хуже!

И, как нарочно, строгой бывает сестра во время купанья. Всегда добрая, веселая, во всем и везде с ребятками, — а как купаться, так и насупится.

— Что бы наоборот! Хоть разок раздобрилась на купанье.

Выбежали ребятки на берег, обтерлись полотенцем, всунулись в трусики, сложили маты, на которых принимали солнечные ванны, и, окружив опять добрую, переставшую быть сердитой сестру, направляются к палаткам, чтобы, получив второй завтрак, итти принимать воздушные ванны.

„Мы на солнце загорели,

Словно негры почернели…"

Как приятно здесь купаться и здоровья набираться.

звенят детскими голосами на мотив „жура-жура-журавель" куплеты любимой лагерной песни.

„Как приятно здесь купаться

И здоровья набираться.

Наш Артек, наш Артек,

Не забудем тебя век“.

А море, прислушиваясь к уже знакомому мотиву, шепчется с береговыми камешками и манит к себе, притягивает, дразнит своих веселых гостей, успев с ними сродниться незабываемой дружбой.

ПО ОКРЕСТНОСТЯМ ЛАГЕРЯ

Напротив того места, где пригрелись под солнцем омываемые кругом скалы „ОдаларьС („Два брата“), украшает берег зеленью парка ближайший сосед Артекского лагеря-санатория юных пионеров — дом отдыха ЦИК СССР „Суук-Су“. С коммунарами, отдыхающими в Суук-Су, установлена пионерами лагеря крепкая связь. Каждая новая группа пионеров обязательно посещает отдыхающих большевиков, а „сууксинцы“ очень часто подвое, по-трое, прогуливаясь по берегу, заходят в лагерь знакомиться с его жизнью и сами молодеют вместе с подрастающей сменой. Многие старые большевики приходят в лагерь к вечернему пионерскому костру и, усевшись около него, в кругу красногрудых большевичат, рассказывают им захватывающие воспоминания о своей подпольной работе, о тюрьмах, о ссылках, о побегах.

Пригрелись под солнцем омываемые морем „Два брата“.

И из месяца в месяц, с приездом новых групп отдыхающих и в Суук-Су, и в лагерь пионеров, укрепляется между ними давно установившаяся смычка.

„Несколько дней назад, — записывает пионер в своем дневнике, — наш лагерь ходил к отдыхающим коммунарам в дом отдыха ЦИК — Суук-Су. Отрядами с барабанами, горнами и знаменами мы двинулись в путь. Через полчаса мы были в Суук-Су и, выстроившись у веранды, слушали приветствия.

Интересно то, что в это время в Суук-Су отдыхали не только русские коммунары, но и иностранные. С приветствием выступил шестидесятилетний старик — англичанин, который уже 35 лет борется за освобождение рабочего класса. Говорил он на немецком языке, а по-русски закончил:

— Да здрастет юни пионер!

— Да здрастет красная ССР!

— Да здрастет Международная революция!

Громкие аплодисменты покрыли его слова.

Выступали еще германка, болгарка и многие другие.

После этого нас угостили чаем с пирожными, и мы, подхватив отдыхающих, пошли в парк.

Я шел с болгаркой. Она спрашивала, как меня зовут, и разговаривала со мной. По огромному парку везде виднелись веселые лица пионеров, которые все время таскали с собой отдыхающих. Залезали в крепость, которая стоит на скале. Влезали на скалу, которая далеко вдается в море. А отдыхающие то и дело, улыбаясь, говорили:

Что ртуть — живой народ эти пионеры.

Осмотрев парк, мы все собрались на площадке и провели вечер самодеятельности, с выступлением шумового оркестра.

Англичанина пионеры всего как есть увешали цветами, так что на