ряд выбежал Яша, снял шапку и поклонился, роняя детские слёзы. И только в его глазах Летёхин увидел искру, которую зародила бушующая от несправедливости душа учителя.

Мироед.

Размеренно текущий день в одночасье превратился в галдящий базар. Шутка ли! Из города, спустя пять лет отсутствия, заявился Гришка Босой. Да как заявился! С песней и присвистом, с гулом и криком вкатил он, на богато украшенной тройке, небрежно разбрасывая по сторонам поклоны узнавшим его. Сын крестьянина Авдея, ушедший в город обучаться ремеслу, обсмеянный дружками, немало удивил своим возвращением. Знали конечно, что вернётся. Ждали, что в ноги кланяться будет дабы приняли обратно в общину, а оно вон как вышло. Остановил Гришка свою тройку на майдане, а народ вокруг кучкуется, пялится на Босого, глаза трёт не веря.

– Здрав будь, миряне! – весело крикнул Гришка выскакивая из саней.

 Собравшиеся вразнобой отвечали:

– Будь!

– И ты здравствуй, Григорий!

– Мир тебе!

– Ну что? Не ждали? Уже схоронили поди ка? – Босой засмеялся. – ну чего рты то раззявили?! Налетай на гостинцы, бери!

 Удивлённые односельчане ближе подошли к саням.

– Да не боись, земелюшки! Я с душой для всех! Бери!

– Ну коли для всех, тогда можно! – произнёс чей-то голос. Мужики и бабы принялись тащить добро из саней. Пряники, платки, рукавицы. Два мешка вещей были в одночасье распиханы по карманам.

– Дом то мой стоит ещё? – спросил Григорий.

– А то как же! Всё на месте. Ты как ушёл на обученье так всё и осталось не тронули и колышка. – ответила старуха, накидывая на плечи новый платок.

– Славно! – ответил Босой.

 Тем же вечером собрались в Гришкином доме гости: дружки старые, соседи, да и так кто посмотреть на приезжего. До самого рассвета гудели, песни горлопанили, самогон глушили ковшами. Утром разошлись, остался у Босого дома только купецкий сын Парфён. Выпивают, закусывают, прошлые года вспоминают. Тут Парфён и спрашивает:

– Ты Гришка, никак учёным человеком заделался? Откуда столь деньжищ на подарки? А самогону сколь выпили, а сколь закусили? Не спроста! От меня то не скрывай. Женился на богатой старухе, а она нечаянно померла?! – Парфён рассмеялся.

– Не изменился ты. – с улыбкой ответил Босой. – Жениться мне нет интереса. А вот деньжат раздобыл по науке. Познакомился с нужными людьми, они меня и вразумили. – Григорий встал и достал из-за печи мешочек, раскрыл, показал Парфёну.

– Это что же? Золото?

– А то! Оно самое! – Григорий сел за стол. – Есть у меня Парфён мысля, благо время было подумать, как этот мешочек в мешок превратить, а главное придраться не к чему будет, люди сами богатство принесут!

 Он подсел ближе и зашептал на ухо:

– Разнеси слушок, мол у меня камень есть волшебный. Вроде я пьяный похвалялся, да тебе показывал. А станут спрашивать, скажи что ничего более я не выдал.

– А есть у тебя камень? – недоверчиво спросил Парфён.

 Гришка осмотрелся, остановил взгляд на земляном полу.

– А то как же!? Конечно!

 Достав в сенях лопату, он принялся копать. Слежавшаяся почва нехотя поддалась. Вывернутый ком глины Гришка расшурудил руками, среди коричневых комков лежал чёрный булыжник с ярко-красной прожилкой.

– Во! Чем тебе не волшебный камень?!

– Ай ну тебя! Шутки всё шуткуешь!

– Ты не спеши! Дела не знаешь, а уже брыкаешься. Камень то обычный, а вот золотишко настоящее! – Босой кивнул в сторону мешочка. – разнеси слушок, от тебя не убудет. А остальные хлопоты я на себя возьму.

– Доля моя какая?

– Вот это разговор! – с улыбкой ответил Гришка. – узнаю тебя Парфён!

 Следующим же днём пошла по деревне молва будто у Гришки Босого камень есть волшебный. И якобы это он ему помог добром разжиться. Односельчане меж собой посмеивались, однако каждый мыслил разузнать правда то или нет. Захаживали в гости, да как бы невзначай спрашивали:

– Слух ходит, что чудным предметом обладаешь! Говорят, при его помощи ты своё имущество увеличил! Брешут поди?

– Не могу я тебе врать! – кладя руку на грудь отвечал Гришка каждому. – Только тебе одному скажу, более никто знать не должен! Есть у меня волшебный камень. Умеет эта вещица золото находить, сгореть мне заживо если вру! С его помощью и живу, не бедствую.

– Ну дела! Раз уж только мне решил тайну выдать, то покажи каменюку! – просил "единственный" кому открылся секрет.

 Гришка приглашал любопытного в хату, запирал дверь, заводил гостя в самый тёмный угол и показывал драгоценность держа её в руках.

– И как он золото находит? – недоверчиво косясь на Гришку, спрашивал причастившийся тайны.

– Камень этот начинает огнём гореть, как только золото рядом почувствует. Так я и провернулся. Ходил по полям, да домам старым. Тут монета, там серьга, а порой и самородки в земле находил, все руки себе ожёг.

– Покажи, Григорий! Чудо такое грешно не показать!

– Покажу! Только снег сойдёт, пойдём с тобой искать!

 Так представил Босой землякам источник своего достатка. И каждому пообещал по весне отправиться за золотом.

 Пришла пора пахать, да сеять. Парфён, получив наставления от Гришки, ушёл ночью зарывать несколько кусочков самородного золота у дороги, рядом со старым тополем. И сделал всё так гладко, как будто и не копался никто в земле. Наутро отправился Босой с местным хлеборобом – Харитоном Кунятым на поиски. Ходили, петляли, вдоль речки прошлись, на холм забрались: не раскаляется чудо-камень, золота не показывает. Нахмурился Гришка, брови в кучу свёл, а сам ведёт напарника к условленному месту, камень в руке держит.

– Ай ты зараза распроклятая! – закричал Босой и отбросил ношу в сторону. – Горячий! Значит тут копать надо, у тополя.

 Принялись они рыть. Гришка с одной стороны, Харитон с другой.

– Нашёл! – закричал Кунятый. – Два самородка нашёл!

– Ай да красавец! Ай да свезло! Более нету? Хорошо проверил?

– Вот только два и ни штуки больше! – самородки, размером с ноготь, лежали на ладони довольного находкой Харитона. – Давай походим вокруг! Наверняка ещё есть!

– Эй нет! Устал я, братец! Столько отходили нынче, что ноги еле волочатся. Пойдём по домам. Только ты впереди иди, а я сзади, а то камень рядом с золотом твоим все руки мне сожжёт!

– Эх, Гришка! Да как же так-то? – Харитон посмотрел на самородки. – Слушай! Бери золото, а мне оставь камень до утра. Чую, что немерено тут