которой для него особенно были сладкими. Созревает шелковица летом – приходите. Попробуйте!

Б. Сушак, ветврач, Веселиновка. 27 мая 2010 г.

Мефодий Ильич Войленко

Годы суровых испытаний

Война для жителей Сталинского рабочего посёлка, как и для всех советских людей не была неожиданностью. О ней давно говорили, к ней готовились, поэтому 20 апреля 1941 г. из Сталинского посёлка были призваны на сборы, на переподготовку воины запаса в Литву. Среди них был и мой папа Войленко Мефодий Ильич, рожденный 26 марта 1912 г. Он работал мотористом в цехе водоводов на водопроводной стации.

Когда их провожали, – рассказывала мне мама, я очень плакала (а мне тогда было 2 года и 2 месяца), как будто чувствовала, что это наша последняя встреча. Отец писал маме, что, судя по обстановке на фронтах других стран, становится как-то тревожно.

…Война началась на рассвете 22 июня 1941 г., когда фашистская Германия вероломно, без объявления войны, напала на СССР.

Закончилась мирная жизнь для всей нашей страны…

С этого момента больше ни одного письма от папы не пришло, и он попал в разряд без вести пропавших. О дальнейшей его судьбе я расскажу чуть позже.

А пока о судьбе детей посёлка

Вслед за заявлением Советского правительства о нападении гитлеровских войск на нашу Родину по поселковой радиосети был передан приказ штаба местной противовоздушной обороны, в котором указывалось, что в 13 часов 22 июня 1941 года необходимо:

– полностью затемнить на весь период угрожаемого положения жилые дома, учреждения, фабрики, заводы города Москвы и Московской области;

– установить дежурство у всех выключателей внутреннего и внешнего освещения;

– привести в готовность бомбоубежища и газоубежища для населения города Москвы и Московской области, в которые по сигналу «гудком – сиреной» и объявлению: «Граждане! Воздушная тревога» население должно было спускаться в бомбоубежища, а после сигнала: «Отбой тревоги» люди могли возвращаться домой.

Мы с мамой, Войленко Ефросиньей Николаевной, жили в доме № 5 посёлка, что напротив пожарной части. После сирены в вечернее время спускались в бомбоубежище, находящееся до сих пор в углублении маленькой горки. Там находились столы, подобные тем, что есть в детских отделениях поликлиник, чтобы раздеть маленьких детей. Вот на них и на стульях мы и располагались, а, выходя на улицу, видели скользящие лучи прожекторов, охраняющих небо Москвы и Подмосковья. Полукольцо вражеских войск сжималось вокруг Москвы. В посёлке была проведена эвакуация детей яслей и детских садов в село Куровское Московской области.

Мне запомнился такой эпизод: мы находимся в большом светлом помещении, а в окне я вижу… мамино лицо! Я думала, это было моё воображение, но мама сказала, что, действительно, она приезжала один раз и точно заглядывала в окно.

В связи с приближением к Москве вражеских войск, нас вскоре вновь возвратили в Сталинский посёлок. На водопроводной станции и вокруг неё были установлены зенитки, прожектора и аэростаты заграждения (к ним были привязаны тонкими тросами мины: если вражеский самолёт задевал трос, то взрывался – прим. автора-составителя). Водопроводная станция была стратегического назначения – снабжала Москву водой, её следовало надёжно охранять.

А вот ещё картинка из прошлого: детский сад, который находился возле дома № 5, в настоящее время снесённый; напротив него была площадка с аэростатами, которые поднимали и обслуживали во время бомбёжки, в основном, девушки. Они держали металлические тросы, за которые были привязаны эти самые надувные аэростаты – огромные продолговатые баллоны. Как потом я узнала, они были длиной 8 метров и диаметром 3 метра. Поднятые в небо аэростаты не давали немецким самолётам низко опускаться, а с большой высоты не так хорошо заметны цели. Но бывали случаи, когда сильный порыв ветра срывал и уносил аэростат, и кто-то из девушек не успевал отпустить вовремя трос; это трагически заканчивалось для них.

Я всегда очень плохо спала в тихий час и, глядя в окно, которое выходило на расположение аэростатов, одну из таких трагедий увидела. Мне, ребёнку, показалось, как будто Дед Мороз помахал мне варежкой в окно (это было зимой), а вечером из рассказов и разговоров взрослых я узнала: погибла одна из девушек, она не успела отпустить трос.

Однажды, в конце 60-х годов, одна из девушек, находившихся в те дни на площадке с аэростатами, приезжала на это место, и мне посчастливилось с ней пообщаться. В беседе с ней был подтверждён случай гибели девушки.

Ещё помнится: рабочих в обед кормили в столовой, которая находилась напротив фонтана. А мама иногда ходила в Реутово через лес, чтобы обменять вещи на продукты, так как было голодно.

Навсегда остались в памяти военные и послевоенные карточки, очереди за хлебом и продуктами: в магазине по этим карточкам выдавали положенные крохотные пайки.

А теперь о папе

Что-либо о без вести пропавших долгое время нельзя было узнать.

В 2000 году я подала просьбу узнать что-нибудь о папе в программу «Жди меня», в 2005 году дополнительно отвезла и его фотографии, но долго никаких сведений не было.

… 20 октября 2010 года сестре что-то плохо спалось. В 4 часа утра включила канал «Столица», и на экране вдруг увидела номер телефона, по которому можно будет что-то узнать о без вести пропавших – мне повезло: шла какая-то передача о без вести пропавших. Через неделю мне сообщили сведения о судьбе моего папы, которые были подтверждены «Российским Красным Крестом» – Центром розыска и информации.

Оказалось, что папа, раненый в первые же дни войны в Литве, попал в плен и оказался в лагере для советских военнопленных в Западной Германии в Берген-Бельзен под № 1080 Шталаг XI-С(311).

В выписке из больничной книги под № 5536 указывается, что папа поступил в лазарет этого лагеря 13 марта 1942 года под № 13813, не дожив до своего 30-летия (26 марта 1942 года) одну неделю.

Лагерь Берген-Бельзен был создан в мае 1940 года как Шталаг Х1-С(311) для военнопленных из Бельгии и Франции.

В июле 1941 года сюда поступило около 20 тысяч военнопленных из СССР. К весне 1942 года 18 тысяч из них скончались от голода, холода и болезней (выжило 2097 человек). Так вот мой папа оказался в числе этих 18 тысяч, погибших весной 1942 года.

Задавшись целью побывать на его могиле, мы с мужем по турпутевке 23 марта 2011 года вылетели в Германию. Перед этим я побывала в церкви, заказала отпевание и взяла отпетую землю для возложения