— Еще скажи, новая общность — советский народ! Так это давно проехали, Самсут!

— А чем советский народ был так уж плох?

— Был бы не плох, враз бы не сдох. Все, забудь ты о нем. Пора свое самосознание национальное пробуждать. Да ты только посмотри на себя со стороны!.. Ай, да что с тобой разговаривать! — неожиданно вдруг сбавила обороты Карина. Она посмотрела на прислонившуюся к стене и скрестившую на груди руки подругу и уже не так громко выложила свой последний козырь. — А вот ты тут в своем покое совсем плесенью зарастешь. Слушай, последний раз тебе говорю, там знаешь сколько будет мужиков приличных…

— Ну, вот что, хватит!.. — Самсут оторвалась от стены, явно давая понять, что теперь разговор действительно закончен.

— Конечно, как всегда, этим все и кончается! Только попомни мои слова: совсем ты тут зачахнешь, сидя в своем углу, так и останешься до конца дней одна-одинешенька…

— Это тебя не касается…

— Как не касается?! А кого же это касается?!

— Знаешь, иди на свой праздник, да побыстрей, — стала уже откровенно выталкивать подругу Самсут.

— Уйду-уйду, в жизни больше не буду тебя уговаривать. Занимайся своими выдуманными делами! Помирай тут одна от тоски!

— Да хоть бы язык у тебя отсох! — в сердцах крикнула ей Самсут и с грохотом захлопнула за подругой входную дверь…

С лестницы еще доносились какие-то причитания, все менее различимые по мере того, как удалялся торопливый стук каблуков, а Самсут по-прежнему стояла у двери, словно ждала чего-то. Но вот хлопнуло и в парадном, и ждать стало совсем нечего. «Ну вот! Снова поссорились на ровном месте! И снова из-за армян!.. А может, и приезд в Петербург католикоса — тоже Знак?! Нет уж, дудки! Хватит! В конце концов, надо действительно заняться делами!» Прикрываясь «неотложным делом», Самсут если и слукавила, то не до конца. В ее ближайших планах действительно значился один весьма неприятный пунктик. Но против него обязательно требовалось поставить галочку. А поскольку настроение сейчас было испорчено окончательно, Самсут решила поехать и прямо сейчас избавиться от этой висящей и давящей неприятности, единственным положительным моментом в которой оказывалось то, что была она, если можно так выразиться, разовая. То есть с нею можно было покончить одним ударом раз и навсегда, как с больным зубом…

* * *

Школа встретила Самсут прохладой и непривычной пустотой. Проходя по коридору, она посмотрела в выходящее во двор окно, за которым разлапистыми кленовыми коронами буйно цвело лето. «Интересно, как выглядит лето в Шотландии?» — неожиданно мелькнуло у нее в голове, и Самсут невольно поморщилась. Напоминание о провалившейся поездке на родину Бернса окончательно испортило настроение: надо же, в кои веки возникла, наконец, возможность съездить за границу, как вдруг всё рухнуло из-за какой-то одной бумажки! Самсут всегда считала, что в загранпаспорте могут отказать только людям с темным прошлым или некогда работавшим с какими-нибудь секретными документами блаженной памяти первого отдела. А она, что называется, всю жизнь на виду: школа, «герцовник», опять школа… Нет, никаких видимых причин для отказа она решительно не видела. С иностранцами никогда не знакомилась, наркотики не употребляла, родственников за границей не имела… даже в плену никаком не была, до третьего колена! Просто какое-то унизительное невезение!

«Стоп! Хватит! Сколько можно вспоминать об этой Шотландии?» Самсут покрепче перехватила ремень вместительной сумки-портфеля, словно боясь, что лежавшая там бумага куда-то исчезнет или у нее просто не хватит решимости. Разумеется, этот самодовольный Би-Би сразу же подумает, что она уходит именно из-за несостоявшейся поездки, хотя поездка-то как раз и ни при чем — ну не школа же виновата, что учительнице Головиной не сразу выдали загранпаспорт. Ну и пусть так думает — какая вообще теперь разница, что он там подумает?!

Двери приемной властителя местных судеб, к несчастью, оказались открыты, и это обстоятельство лишило Самсут возможности чуть-чуть задержаться, дабы унять всколыхнувшееся в душе волнение. Уж не боится ли она? Разумеется, нет, собственно, это чувство нельзя было назвать страхом, но Самсут, как многие по-настоящему смелые и решительные люди, всегда испытывала некоторую неуверенность перед совершением самых незначительных публичных действий. Так, в детстве ей было ужасно неловко с неудобного места в автобусе или трамвае пересесть на более удобное, а в юности составляло проблему войти в аудиторию, когда лекция уже началась. Учась очень и очень хорошо, она никогда не шла сдавать экзамен первой, а все время неизвестно зачем лишний час маялась и тряслась в коридоре. Но сейчас, увы, некого было пропускать вперед, и даже своей любимой возможности немного постоять перед закрытой дверью и собраться с духом она оказалась лишена. Самсут пришлось сразу же непринужденно войти в приемную директора и с привычной улыбкой учительской озабоченности спросить:

— Борис Борисыч на месте?

— Да. Разговаривает с представителем треста ресторанов, — ответила секретарша таким тоном, что можно было подумать, будто директор ведет международные переговоры на высшем уровне. — Нам предлагают поставлять завтраки от «Флоры».

«Еще чего не хватало! — внутренне вздохнула Самсут. — И так Ваньке приходится давать каждый день тридцатку, если не больше… Впрочем, — одернула она себя, — слава богу, отныне меня это больше касаться не будет».

Ждать пришлось недолго, представитель треста ресторанов уже собирался уходить, дав-таки Самсут ту пару минут ожидания, которых лишила ее открытая дверь приемной.

— Ну, слава богу, закончили, — отфыркнулся, как большой тюлень, представительный и усатый директор. — Проходите, Самсут Матосовна. С чем пожаловали?

Самсут открыла сумку и жестом, не оставляющим никаких сомнений в содержании бумаги, положила перед директором листок, вырванный из простой школьной тетради в линейку. Но Борис Борисыч даже не стал его читать.

— Нет-нет-нет! — Он выставил вперед руки с вывернутыми в стороны ладонями, сразу отгородившись от любых объяснений. — Об этом не может быть и речи! Заведение у нас первоклассное, кадры опытные… Что вы! Все, наоборот, стремятся сюда! Где вы еще будете получать такую зарплату? Если вы думаете, что в какой-нибудь интеллектуальной классической гимназии, то вы очень ошибаетесь. Там люди за голую идею работают!.. Я уже не говорю за обычную, общеобразовательную школу — это просто тихий ужас!..

Би-Би перевел дух, посмотрел на Самсут, однако в вишневых, опасных и, на взгляд директора, всегда слишком горячих глазах учительницы английского языка с удивлением разглядел полнейшее равнодушие ко всем своим неопровержимым доводам. Впрочем, Борис Борисович не отчаялся. Администратором он был опытным, а потому сразу сменил направление удара:

— А, понимаю, понимаю: маленькая озерная страна, которая осталась на это лето без вас! Но, Самсут Матосовна, вам ли объяснять, что не только я сам, но и все дети, в первую очередь, хотели, чтобы поехали именно вы. В вас, ей-богу, есть какой-то шарм, да и управляетесь вы с ними превосходно, дай бог каждому. Лично я со своей стороны сделал все, что мог, — не будете же вы отрицать этого! И ведь не произошло ничего страшного — просто поедете не на летние, а на зимние каникулы, вот и все. Что у нас там на зимних? — Директор заглянул в свои бумаги. — Вот, это еще и лучше: Испания через Германию и Австрию. Прекрасный, прекрасный тур!