Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сын вспомнил эйфорическое выражение черепашьей морды, и вынужден был согласиться.
— Может быть. А с Мурзиком ты что собираешься делать?
Услышав свое имя, кот мяукнул и потерся о ногу хозяина, явно стараясь его умилостивить. Отец снисходительно ответил:
— Да пусть живет. От него хоть иногда польза бывает. Я в прошлом году своими глазами видел, как он в коридоре мышь жрал.
Илья брезгливо скривился, удивляясь доверчивости отца.
— Да не факт, что он ее и поймал. Вполне возможно, что мышь попугай задавил в очередном приступе буйства, просто есть не стал. Не попугайская это еда.
Отец призадумался и с кряхтеньем признал:
— Да, вполне возможно. Вот ведь какого бандита мать купила. Так достал меня уже этот зверинец, сил нет! Куда ни пойдешь — везде зверье. И снизу, и сверху. И всё для счастливого детства единственного внучонка, чтобы он жил полноценной и радостной жизнью. А я, может, хочу, чтобы у меня счастливая старость была! — Отец, надувшись, рывком развернул газету, отгораживаясь от собеседника.
Сын почитать ему не дал.
— А что с Костей-то опять? Действительно заболел?
Любящий дед скривил презрительную гримасу.
— Да, бедный малыш закашлял, температурка поднялась. Но это и понятно, завтра контрольная по математике. А мы с тобой оба хорошо знаем, как Константин любит сей предмет. Просто обожает.
Илья, постоянно занимающийся с племяшом патологически непереносимой тем математикой, понимающе кивнул. Новое слово в медицине, аллергия на математику. Завтра, стоит закончиться контрольной, на которую племянник, по всей видимости, не пойдет, все болезни тут же отступят. Неплохой выход, если плохо знаешь предмет.
Отец кивнул на кастрюли, стоявшие на плите и ревниво сказал:
— Руки помыл? Садись ешь. Мать на нас сегодня всё равно внимания обращать не будет. Ей не до того. У нее объект для интенсивной заботы появился.
Илья налил себе во вместительную фаянсовую тарелку горячего ароматного борща и начал неторопливо есть, откусывая по большому куску черного хлеба.
Отец серьезно на него смотрел, опустив газету на колени. Немного неловко проговорил:
— Сын, ты почему никак не женишься? Мне и на твоих внуков посмотреть охота. Нянчиться, правда, не обещаю.
Подавившись от неожиданности, Илья с упреком взглянул на отца.
— Ты о чем, батя? Какая женитьба? Мы и так вшестером ютимся в трехкомнатной квартире! Ладно бы одна семья, а то по сути три! Коммуналка уже получилась! Сестра о втором ребенке давно мечтает, но завести его не может, потому что места нет! И еще я жену приведу? Куда?
Отец стыдливо покашлял и немигающе уставился на холодильник, как начинающий гипнотизер.
— А ты жену с квартирой найди, и сам к ней уйди.
Илья задушил в себе детский вопрос — почему я, а не Ольга? — и горько проговорил:
— Батя, ты на меня посмотри! Я что, похож на супермена? — вспомнил оценивающе-пренебрежительный взгляд, которым его сегодня окинула Лизонька, и на душе вновь стало препаршиво. — Кому я нужен? Нормальные женщины живут так же, как я, а банкирши-бизнесменши, да дочки богатеньких папашек себе других ищут — богатых, красивых, успешных. К тому же, сам подумай, как вы без моей зарплаты жить будете? На одну-то пенсию?
Отец сердито сжал узловатые натруженные пальцы.
— Да мы и сейчас на одну пенсию живем. Причем мою. И твоя зарплата, и материна пенсия — всё в ту семью уходит, — он сердито качнул ногой на комнату дочери. — Им всегда не хватает. То дубленку Ольге купить надо, у нее шуба вся износилась, ходить в ней стыдно, то Константину срочно спортивный костюм понадобится. Вот мамуля и отстегивает из наших, заметь, денежек! Мы же с тобой ничего не просим, нам и так хорошо. А если и попросим, ничего нам не отвалится. Мы же так, для обслуги.
И в очередной раз с сердитым хлопком развернул газету. Илья не возражал, его порой тоже доставало стремление матери во всем угодить сестре. Отец, высунув из-за газеты негодующе сморщенный нос, сварливо добавил:
— А ты и не собираешься жениться! Тебе и тут хорошо. Полный пансион, чего еще надо! Хороших женщин вокруг полно, только посмотри! Вон на третьем этаже Галина, тридцати еще нет, сама себе хозяйка. Сейчас, когда бабка померла, квартира ей досталась двухкомнатная. Живи да радуйся. Или вон в соседнем подъезде Ирина с пятого этажа. Твоих лет. Ну и что, что разведенная и дите есть? Зато женщина добрая, самостоятельная, и с квартирой. И не ее вина, что муж у нее пропойца был. И чего ты копаешься, парень? Правильно ведь сказал, что не супермен! Смотри, годы-то идут! Тридцать четыре уже, тридцать пять скоро! Не мальчик давно!
Илья смолчал. Чего зря спорить? Отец прав.
Доел ужин и пошел к себе, оставив отца в одиночестве читать газету и дуться неизвестно на что.
Предусмотрительно выглянув в коридор, убедился, что зеленого хулигана на люстре нет и дорога свободна. По дороге заглянул в комнату сестры, увидел сидящего в клетке расстроенного собственным простодушием нахохленного Кешку. Догадавшись, что попугай купился на кусочек обожаемого им банана, Илья, бормоча под нос, — «и на старуху бывает проруха», — ушел, довольный наступившим возмездием.
В своей комнате поставил в музыкальный центр диск с записями разных групп и растянулся на диване, слушая музыку. Прикрыл веки, желая вслушаться в мелодию, но перед глазами тут же всплыли золотистые волосы и манящие голубые глаза.
Он зарычал от злости и рывком сел, стараясь развеять мираж. Что это такое? Она ведь совершенно не в его вкусе! Когда это ему нравились глуповатые амбициозные девицы, считающие, что весь мир валяется у их ног? Разумно объяснил себе свои неотвязные мысли: просто она так достала его сегодня, что из ума не выходит. Стоит немного отдохнуть, и он всё забудет.
С твердой решимостью выполнить эту установку лег на спину и крепко зажмурился, ожидая появления Лизоньки. Она не появилась, зато в мозгу заскакали зеленоватые пересекающиеся круги. Это его устаивало куда больше, и он расслабился, старательно подсвистывая в такт мелодии. Тут же распахнулась дверь и возмущенная мать громко запротестовала:
— Илья! У нас и так денег нет, а ты свистишь в доме! Последние деньги высвистишь!
Он вздохнул и замолк. Мать знала тысячи примет, соблюдать которые заставляла всех остальных членов их семейства, хотя благосостояние от этого не увеличивалось.
Через час презентовался едва стоявший на ногах Валерий. Долго звонил, даже после того, как ему открыли дверь. Ввалившись в прихожую, начал дисциплинированно застегивать распахнутую дубленку, собираясь идти в ней в комнату. Мутным взглядом оглядел вышедших ему навстречу хмурых родственников и заплетающимся языком попытался объяснить свое позднее появление:
— Да мы это, там, день рождения у нее отмечали!