Пока наш начальник пьет кофе у директора, мы собираемся своим небольшим коллективом – и о чем бы ни заговорили, наш разговор неизменно переходит на проделки Штоссманна.

Я высказываю предположение, что нас всех, вероятно, ждет паранойя, если мы не прекратим говорить о нем. Это находит сочувственный отклик у моих коллег, особенно оживленно эту тему подхватывает Боря, в котором еще кипит обида за сегодняшний утренний разговор. Ни для кого не новость, что если Штоссманн заключает с кем-то контракт, только он пожинает лавры успеха, а вся черновая работа спихивается на исполнителей.

В спокойное течение моих мыслей врывается голос начальника. Подобно иерихонской трубе, он давно вопит у моего стола, диктуя очередное задание. Поймав последнюю фразу, я методом ассоциаций выстраиваю целиком поручение и – не могу поверить.

Каждый год в штаб-квартире нашей фирмы устраивается совет начальников отделов от различных филиалов фирмы. Во время совета вниманию правления представляется отчет о работе, читаются доклады, обсуждается стратегия и кадровые вопросы. Наш шеф настолько успешно попил кофе у директора, что честь представлять наш филиал на совете в этом году достается ему. Его просто распирает от важности возложенной на него миссии. Но за всем этим сквозит легкая нервозность, ведь доклад о работе нашего отдела должен быть отправлен в правление завтра, где он будет тщательно изучен и оценен, а послезавтра шеф уже должен лететь в Вену. На заседании Штоссманн должен выступить лишь с коротким резюме по итогам работы.

Результатом умственных усилий Штоссманна является название: «Стратегия и тактика успеха отдела сбыта в условиях нестабильной экономики». Все остальное предоставляется сделать нам. Ободренный перспективой участия в совете, шеф срочно собирается на очередную тусовку в посольство, где наверняка поделится своими новостями с каждым встречным.

Распределив обязанности, мы лихорадочно работаем часа два по сбору информации и составлению сводок и таблиц. После этого, провожая завистливыми взглядами коллег из других отделов, уходящих домой, как все нормальные люди, в шесть часов, мы собираемся у меня в комнате.

– Написать бы Штоссманну такой доклад, чтобы его сразу выгнали, – высказывает кто-то опасную идею.

Все невесело смеются, но мысль, словно зерно, брошенное в благодатную почву, начинает свое развитие.

– Перепутать бы все цифры, – говорит Валя, менеджер по транспорту.

– Спишут на ошибки в компьютере, – возражает Гена, аналитик и статистик.

– А если написать, что мы не добились никаких результатов и все плохо, и будет еще хуже? – предлагаю я.

– Но статистика же показывает прибыль, – возражает Гена.

– Эврика! – заходится в крике Боря. – Мы напишем, что все отлично, Штоссманн добился невероятных результатов, отдел сделал большой скачок вперед и так далее. Такого гениального менеджера точно держать на задворках не станут.

На секунду воцаряется молчание, настолько потрясающе звучит эта идея. Гена набрасывает план, и с непривычным для нас энтузиазмом мы набрасываемся на работу.

На следующий день на столе Штоссманна лежит отчет, который повествует о выдающихся успехах шефа в кадровой перестройке, маркетинговых исследованиях рынка, успешном управлении персоналом, расширении круга заказчиков. И это все его заслуга, и только его!

Штоссманн, розовый от удовольствия, ставит свою подпись под отчетом. Мы аккуратно запечатываем свою надежду в красно-белый конверт курьерской почты DHL. Вечером он полетит в Вену, где на столе у председателя правления произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Все последующие дни нас лихорадило. Честно говоря, было не до работы. Мы сбивались кучкой у кого-нибудь в комнате и взвешивали все шансы «за» и «против» – выгорит ли наше дело или нет. Одуревшие от кофе и табачного дыма, мы расходились по рабочим местам с тем, чтобы через час, зайдя к кому-нибудь якобы по делу, увидеть там всех, азартно обсуждающих наш план. Никаких новостей из Вены не поступало.

Выходные прошли как один длинный, тягучий день. В понедельник с утра к нам зашел директор. В своей обычной нудной манере он говорил о том, что необходимо заключать больше контрактов, использовать все резервы, улучшать дисциплину. (Ничего у нас не выгорело. Обычный, рутинный понедельник!)

– Мы надеемся на вас, – закончил свою речь директор, – потому что некоторое время ваш отдел будет работать без руководителя. Господин Штоссманн срочно переведен в сингапурский филиал.

– Это просто как в фильме ужасов!!! – оглушила меня телефонная трубка голосом главного механика объединения «Спирьтранснефть». – Такого кошмара мы еще не видели – на всем продолжении трубы вода вырывается, как из фонтана! Срочно вылетайте с техником завода.

Несчастный господин Гримм и не подозревал, что он когда-нибудь увидит Россию, да еще при таких стрессовых обстоятельствах. Все основные техники отбыли на шеф-монтаж в другой город вместе с нашими инженерами, и он один должен был защищать честь фирмы-производителя в далеком сибирском городе Спирьевске.

Внешне Гримм был похож на гнома – с бородкой, мягкими карими глазами, маленькими ручками и ножками, только не хватало колпачка с помпоном.

Домодедово встретило нас обычным треском упаковочных лент, которые хищно охватывали исполинские сумки русских челноков. Гримм был в шоке. В прострации он погрузился в самолет и не без опаски уселся в не очень чистое кресло под номером 13. Весь полет он не открывал глаз и, похоже, молился про себя. Когда самолет заходил на посадку в Новосибирске, Гримм раскрыл глазки и тяжело вздохнул. Он думал, что его страдания закончились. Как он был не прав!

Нас не встретили.

До Спирьевска было три часа езды на машине, а в девять часов вечера нас вряд ли кто согласится везти в такую даль. Когда разболтанной походкой к нам подошел молодой человек и спросил, не желаем ли мы такси, я рискнула.

– А до Спирьевска сколько? – с независимым видом осведомилась я, словно речь шла о поездке от Свиблово до ВДНХ.

Молодой человек задумался.

– Сто баксов, – выпалил он, выпучив глаза.

– Едем, едем, – умоляюще зашептал мне Гримм, – у меня есть доллары.

Мышиного цвета «Волга» мчалась в темноте. Уже два часа нас трясло по ухабистой дороге. Гримм молчал. Говорить было сложно. Музыка в салоне гремела вовсю.

– Ах, какая женщина, – выводил водитель вместе с радиоприемником.

Лесная дорога становилась все круче и круче, и наконец лучи фар уперлись в большие железные ворота. Из ворот выскочили люди в камуфляже и с автоматами. Мощный прожектор осветил наш автомобиль. Гримм в ужасе зажмурился.

– Кто такие? – потребовали ответа.

– Мы заплутали, Спирьевск ищем, – заканючил водитель. Он выполз из машины и, преодолевая желание сделать сразу «руки вверх», стал объяснять свой маршрут. Незатейливый вид шофера, мои испуганные глаза и обморочное состояние Гримма не внушило серьезных опасений вооруженным людям, и нас отпустили.