этот штраф, господин капитан, в счет контрабанды. Она, правда, не задержана, но матрос сознался, что вынес с борта и продал на территории СССР товары.

— Но, господин инспектор, он пропил свой заработок за месяц вперед. Значит, я должен платить мои деньги за его удовольствия? Нелогично. Забирайте его, пусть работает в вашем концлагере! Он гулял — ему и расплачиваться!

— У нас нет концлагерей, — возразил Ястребов, радуясь своей выдержке.

— Ну, эти «пятнадцать суток»...

— Таможенники охраняют экономические границы своей страны. Воспитывать иностранных моряков — не наша обязанность. И... — Сергей последний раз улыбнулся, — так можно растерять всю команду, господин капитан!

— Я все равно выгоню его в Бремене,— буркнул розовощекий, стараясь взять себя в руки.

Гауптман отступил к двери.

«Вон!» — покосился на него капитан. Старший штурман вскочил и бросился следом за матросом. Дверь захлопнулась.

Капитан принялся отсчитывать деньги...

...Утром пошел дождь. После дежурства Сергей отправился домой в трамвае. Поглядывая сквозь заплаканное окно трамвая на сонную Ригу, на мокрых голубей на карнизах озябших домов, он хмурился, вспоминая. «Подозрительность!»

И опять видел, как Глаузинь холодно смотрел на него. А ведь обычно он даже голоса не повышает. После «Редера» уже перед рассветом они оформляли отход шведского теплохода. Сергей старался быть внимательным... Ему показалось, что боцман — у этого рыжебородого было лицо прожженного плута — что-то тайком пронес в свою каюту и спрятал там... Сергей, оставив Глаузиня, быстро юркнул следом.

Он проверил у боцмана декларацию. Ничего запрещенного боцман с собой не ввозил. Но Сергей после Гауптмана не верил никому. Человек, ничего не вывозивший за рубеж, не будет стремглав бежать в свою каюту, заметив в коридоре таможенника.

«Значит, дело нечисто», — так показалось Сергею.

И Сергей стал настойчиво спрашивать боцмана, что он вывозит из Советского Союза, не объявив об этом в декларации.

— Золото? Валюту? Часы? Спиртные напитки?

Боцман прикладывал руки к груди и мотал головой: ничего, мол...

Глаузинь, войдя в каюту и узнав в чем дело, извинился перед иностранцем. А Сергею, когда они сошли на берег, сказал только: «Подозрительность к хорошему не приводит!»

И больше к нему не обращался. Зато инспектору Васе Краснову — третьему в их смене — долго рассказывал всякие неприятные случаи, связанные с излишней подозрительностью. Рассказывал, как всегда, спокойно, даже невозмутимо, но по тому, как часто путал русские и латышские слова, было понятно — старик волнуется.

— В прошлом году в наш порт приходило больше двух тысяч иностранных кораблей, и если подозревать, что на каждом есть один только контрабандист... это будет неправильно и плохо! Нельзя считать, что каждый гость подозрительный...

«Подозрителен», — хотел поправить Сергей, но сказал другое, вспомнив разговор в Москве, в Главном таможенном управлении:

— Мировая статистика доказывает, что только десять процентов контрабанды оседает в таможнях!

— Поэтому и надо быть внимательным, — отпарировал Глаузинь.

Вытирая в коридоре ноги о коврик, Сергей услышал, как в ванной фыркает под краном Гешка, и хотел быстро пройти в свою комнату. Но Гешка, наверное, услышал, высунул из ванной мокрое лицо, просиял:

— Здрасьте, дядь Сереж! Что я придумал! Вы меня в воскресенье возьмете на пограничный катер, а?

— Посмотрим, — сказал Сергей. И добавил: — Зайди, когда умоешься.

— А я уже! — Гешка схватил полотенце, скомкал его, стал тереть лицо.

— Вот что, — сказал Сергей. — Марка твоя с Колумбом краденая.

— Как? — Гешка чуть не выронил полотенце. Даже хохолок у него на затылке поник.

Сергей рассказывал:

— Понимаешь? Человек десять лет собирал редкие марки, читал их, как вот ты и Рита, а один матрос с теплохода украл и продал их. Понял? Так что твой Куралюн просто спекулянт, им в конце концов займется милиция. А тебе от таких типов подальше быть надо. Разве это филателисты! Вот, говорят, выставка открыта Рыбника. Вот кто настоящий коллекционер. Не чета Куралюну. Он спекулировать марками не будет...

— А этот теплоход придет еще в Ригу? — глядя в пол, спросил Гешка.

— Наверно, придет... Линейное судно. Обслуживает линию.

Гешка вдруг сорвался с места, хлопнул дверью своей комнаты и через минуту вернулся.

— Возьмите, — протянул он Сергею «Колумба», — когда придет теплоход — отдайте ее хозяину. Не нужна она мне!

— Ты вот что, Гешка, — голос Сергея почему-то охрип. — Ты, брат, не расстраивайся. У меня, честно сказать, тоже неприятности. — Он вспомнил боцмана со шведского судна и выговор Глаузиня. — Надо уметь их переживать. Понял?

На выставке

Выставка известного в Риге филателиста Михаила Рыбника разместилась в конференц-зале редакции одной из городских газет. На стендах пестрели сотни марок: ромбами, квадратами, треугольниками — все разных цветов. Зрелище получилось праздничное, и на этом пестром фоне фигура самого Рыбника — седеющего человека в потертом костюме и очках в дешевой оправе — выглядела весьма скромно. Он стоял с указкой около одного из стендов и, морщась от света юпитеров, что-то объяснял группе пионеров. Рядом возился кинооператор.

Рыбник напомнил Сергею сельского учителя. «Это не пижон, не «оптовый покупатель», — подумал он, вспомнив Куралюна, и с симпатией поглядывал на Рыбника.

Рита указала на стенд у входа.

— Вот первая послереволюционная марка. Я вам о ней рассказывала. А здесь собраны марки союзных республик — тоже от самых первых. Видите? Это Армения...

Они неспеша переходили от одного стенда к другому. Рита, сдержанная, несколько даже скованная вначале, увлекаясь, подробно рассказывала о многих марках, и Сергей — в первые минуты просто прилежный слушатель — постепенно почувствовал, что ему открывается в этой беседе, на выставке, нечто неожиданно интересное, новое.

— Вам не скучно?

Она словно не спрашивала, а говорила: «Вам ведь не может это показаться скучным, я знаю».

— Я подумал сейчас: коллекционер всегда очень много знает о том, что имеет прямое или косвенное отношение к предмету его увлечения, — ответил Сергей. — А это всегда интересно. Потому что узнаешь массу деталей. Целая наука. Правда?

Рита опять улыбнулась.

— Все-таки чтобы вам не было скучно, давайте посмотрим марки, с которыми связаны курьезные истории. Так вы тогда говорили?

— Запомнили?

— Это было нетрудно. Некоторые курьезы связаны с мореплавателями. Вы ведь в некотором роде причастны к морю. Вот, взгляните, пожалуйста, на эту марку. В 1497 году моряк Джон Кабот открыл остров Ньюфаундленд. Через четыреста лет в честь этой