Носатый толстяк, свободно расположившийся в кресле, угрюмо смотрел на собственное брюхо, лежащее на раздвинутых коленях; в правой руке он держал стилизованную рюмку, левая была закинута за спинку кресла.

«ЮЛ ГОЛЕМ», —

гласила надпись на цоколе, высеченная почему-то сбоку.

Ив поискал имя скульптора и вскоре нашел его у самого подножия, мелкими буковками, словно этот Р. Квадрига таким образом указывал на подлинный масштаб своей личности в сравнении с личностью великого человека. Иву, впрочем, оба имени не говорили ничего. Нет, разумеется, как и всякий образованный человек, он наверняка должен был что-то слышать о них, но что именно — в такое промозглое утро ему припоминать не хотелось.

В любом случае, один из них скульптор, решил Ив, озираясь в поисках такси, а другой, вероятнее всего, абориген, ставший членом парламента в одна тысяча девятьсот забытом году.

Такси — потрепанный «рено» чуть ли не довоенного выпуска — обнаружилось у дверей остекленного заведения, над которым слабо мерцала не впечатляющая при дневном свете неоновая вывеска «У старого Голема». Особо не раздумывая, Ив толкнул дверь и оказался в полутемном помещении с низким потолком, стойкой бара, никелированными табуретами вдоль нее и несколькими круглыми столиками, на которые были взгромождены ножками вверх обычные в таких местах пластиковые стулья. Между столиками двигался в однообразном танце парень-уборщик. На одном из табуретов сидел пожилой мужчина в кожаной куртке — несомненно, таксист. За самой стойкой возвышался костлявый старик-бармен, неутомимо протиравший стаканы.

— Доброе утро! — поздоровался Ив, ни к кому особо не обращаясь.

В ответ послышалось нестройное приветствие.

— Чашечку кофе, — сказал он бармену, усаживаясь рядом с таксистом.

Старик отложил салфетку и, достав из-под стойки крохотную чашку, повернулся к кофейному автомату. Таксист, потягивая пиво из большой кружки, посмотрел на Ива насмешливо.

— Из Столицы? — спросил он.

— Угадали.

— Семичасовым, — констатировал таксист.

— Опять в точку, — подтвердил Ив.

— Ищете такси.

— Вы на редкость проницательны.

Ив постарался, чтобы в его тоне почувствовался сарказм. Его всегда раздражали проницательные провинциалы.

Бармен поставил перед ним кофе и вернулся к своим стаканам.

— Голем — это кто? — спросил Ив, чтобы сменить тему.

Таксист неопределенно хмыкнул и отвернулся.

— Пророк, если угодно, сударь, — ответил бармен, взглянув на Ива слезящимися, как у больной собаки, глазами.

Сумасшедший, весело подумал Ив, а вслух спросил:

— И что же он напророчил?

— Да весь этот нынешний бардак, уж простите за резкое слово.

Ив посмотрел на старика с любопытством.

— А позвольте узнать, что в нашей благословенной действительности вы называете бардаком?

Бармен помялся, косясь на таксиста, прячущего ухмылку в пивной кружке, и, видимо, уже сожалея о начатом разговоре, но вдруг, набравшись смелости, заявил:

— Скучно у нас, сударь, нынче. Живем на отшибе, ни тебе политики, ни тебе завалящего проекта какого-нибудь, ну вроде того хотя бы, что правительство затеяло в Манипуле. А ведь о нас в шестьдесят седьмом по всему миру звон шел. — Помолчав, он добавил: — Верно старик Голем говорил: «…взойдет новый посев, каких раньше не бывало, и не будет плевел среди сплошных злаков. Но не будет и нас, чтобы насладиться новой вселенной». — Бармен поднял назидательно палец и покачал им перед носом Ива. В слезящихся глазах его, насколько возможно было различить в полутьме, взблескивало вдохновение. — Посев взошел, — заключил он, — но только там, где нас нет.

— Сударь, — обратился к Иву таксист, отставив пиво в сторонку, — если вам еще нужна машина, то я подожду. Спасибо, Тэдди, — кивнул он бармену и вышел, подхватив со стойки свой картуз.

В несколько напряженной тишине, нарушаемой лишь сухим стуком щетки уборщика, Ив не торопясь допил кофе, избегая смотреть бармену в глаза.

— Надо мною в городе посмеиваются, я знаю, — сказал Тэдди, отправляя очередной стакан под стойку. — Да только все они сопляки… Понаехали в город, когда мэрия затеяла это строительство… Я-то знаю, зачем мэрии была нужна эта Станция, — чтобы замять историю шестьдесят седьмого. Поразбежались тогда, как крысы, один Тэдди остался, так теперь вот смеются над ним, старым дураком называют…

Бармен продолжал бормотать еще что-то, но уже совсем неразборчиво. Ив собрался было расплатиться и потихоньку выскользнуть за дверь, но едва он отодвинул чашку, как Тэдди извлек из-под стойки тоненькую книжку и подсунул ее намылившемуся сбежать клиенту.

— Вот, прочтите на досуге, если взаправду интересуетесь. Всего полтинник.

Ив взял книжку и отошел к окну, чтобы взглянуть на титульный лист.

На титуле значилось:

«„Гадкие лебеди", сочинение беллетриста В. Банева».

Теперь Ив был удивлен по-настоящему: ему казалось, что он читал всего Банева, недаром дома пылилось академическое собрание сочинений; но, может, это какой-то другой В. Банев?

— Тот самый Банев, не сомневайтесь. — Голос бармена, раздавшийся над самым ухом, показался Иву зловещим. Оказывается, старик стоял у него за спиной и будто читал его мысли. — Мальчишкой рос у нас в городе, а в шестьдесят седьмом, благословенном, обретался здесь в ссылке: с Големом нашим пил, девок валял, а после — истинно свидетельствовал. Прочтите, сударь, — нигде, кроме городка нашего, не издано.

Вернувшись к стойке, Ив выложил горсть мелочи, после чего, пробормотав слова благодарности, вышел вон, едва не позабыв чемодан.

Двигатель таксомотора уже тихо взрыкивал, выбрасывая в сырой осенний воздух струю вонючего выхлопа. Таксист отобрал у Ива чемодан, уложил его в багажник, предупредительно отворил пассажирскую дверцу.

— В гостиницу? — спросил он, убедившись, что пассажир устроился.

— Да, — ответил Ив, — в лучшую.

— Одна она у нас, — ухмыльнулся таксист и тронул машину с места.

Обогнув памятник, «рено» свернул на одну из улиц, ведущих с площади, и — довольно резво для своего возраста — покатил вдоль странных домов, стены которых, казалось, были сложены не из кирпича, а из ноздреватого, как старая мертвая губка, камня.

— Вижу, Тэдди успел снабдить вас своей книженцией? — спросил таксист, покосившись на злополучную брошюру, которую Ив все еще держал в руках. — Всем приезжим ее сует. Я слышал, старикан пережил что-то такое лет двадцать назад, вот крыша у него малость подвинулась. Говорят также, что это он ее написал, сам, а вовсе не Банев.

— А о чем она? Вы читали?

— Не-е-ет. Я читаю только газеты, спортивные колонки, а вся эта муть про конец света, про ангелов среди людей — это не по мне.