— Не думаю, что славонский труднее греческого, — возразила Хиона, — а я говорю по-сербски, немного по-албански и чуть по-македонски.

Капитан Дариус, казалось, не поверил своим ушам, а когда они приступили к занятиям, Хиона, к величайшей своей радости, обнаружила, что в славонском, как она сказала Хлорис, действительно очень много от знакомых ей языков.

— Вы невероятны, ваше высочество, абсолютно невероятны! — воскликнул через час капитан Дариус. — Мне бы хотелось от всего сердца поблагодарить вас за желание выучить славонский, хотя, полагаю, пользоваться им вам придется очень редко.

— Почему вы так считаете? — быстро спросила Хиона.

Он как будто смутился, точно сказал что-то, не подумав.

— Полагаю, вам уже известно, что при дворе его величества говорят по-немецки?

— Да, я об этом слышала, — ответила Хиона.

— А так как большинство придворных и практически все члены правительства либо немцы, либо австрийцы, славонцы редко слышат свой язык при дворе, только на улицах.

— Неужели это правда? — спросила Хиона.

— Пожалуй, мне не следовало бы говорить вам то, в чем вы вскоре убедитесь сами, — сказал капитан Дариус.

Хиона понизила голос:

— Я хочу, чтобы вы говорили мне правду. Мы не сможем работать вместе, если оба будем говорить одно, а думать другое. Прошу вас, капитан, будьте откровенны со мной.

Капитан вздохнул:

— Именно этого я и хотел бы, ваше высочество, но если об этом станет известно, мне грозят большие неприятности.

— Уверяю вас, все, что вы скажете мне конфиденциально, никому известно не станет, — обещала Хиона. — Но я хочу знать, каково истинное положение вещей в Славонии и почему этот брак был устроен с такой почти неприличной быстротой, и думаю, что объяснить все это верно мне можете только вы.

К ее удивлению, капитан Дариус встал и принялся собирать свои учебники и тетради.

— Очень сожалею, ваше высочество, что отведенный нам час истек, — произнес он холодным голосом. — Могу лишь поздравить вас, что вы за столь короткий срок усвоили столько разных элементов нашего довольно трудного языка. Ваш талант поистине выдающийся.

Его тон настолько не вязался с его недавней доверительной непринужденностью, что Хиона могла только уставиться на него в изумлении.

Но прежде чем она успела спросить его, чем объясняется такая внезапная перемена, дверь гостиной отворилась, и вошел славонский посол.

— Доброе утро, ваше высочество, — сказал он Хионе. — Простите, что вошел без доклада, но хотя я позвонил несколько раз, никто не отозвался.

То, как он это сказал, убедило Хиону, что он лжет. Конечно, он нарочно не стал стучать, а предпочел тихонько войти и подслушивать.

Ей уже представился случай убедиться, что слух капитана Дариуса был острее, чем у нее, и теперь ей стало ясно — он понял, какая опасность им угрожает.

Славонскому послу она сказала:

— Вы пришли как раз вовремя, ваше превосходительство, потому что мы с капитаном Дариусом закончили наш урок, который я нашла очень интересным, хотя, конечно, вначале возникают всякие трудности с глаголами и гласными, как бывает всегда, когда берешься за новый язык.

Посол засмеялся.

— Совершенно справедливо, ваше высочество, и я рад, что капитан Дариус оказался хорошим учителем. Но вы действительно хотите продолжать?

— О, конечно, — ответила Хиона. — Я буду с нетерпением ждать моего завтрашнего урока. И только жалею, что сегодня днем должна поехать по магазинам с мамой.

— О, ваше приданое! — сказал посол добродушно. — Но это ведь очень важно, чтобы вы выглядели еще красивее ради своего будущего мужа.

— Да-да, — сказала Хиона. — Вот почему мама с такой заботливостью выбирает мои туалеты.

Она придала своему голосу девичью восторженную радость, но, переведя взгляд с посла на капитана Дариуса, по мрачному, тревожному выражению его лица поняла, что он в ужасе — если это слово тут подходило, — что ей выпало стать супругой его короля.

И только вечером Хиона узнала, что ее мать не поедет с ней в Славонию.

— Вы не будете на моей свадьбе, мама? — вскричала она. — Но почему? Как я буду без вас?

— Я говорила об этом с британским послом, — ответила принцесса Луиза, — и, хотя ее величество с самого начала сказала, что, по ее мнению, мне незачем отправляться в такой дальний путь, я твердо намеревалась сопровождать тебя, но сэр Эдвард сказал мне, что это было бы ошибкой.

— Какие у него основания говорить так? — сердито воскликнула Хиона.

— Как ты знаешь, Славония лежит к югу от Албании и Сербии, а с другой стороны ее охватывает Македония. На границах, по словам его превосходительства, там всегда неспокойно. Тебя встретит большой эскорт, чтобы проводить до столицы, но возникнут всякие трудности, если тот же эскорт должен будет сопровождать до границы меня после окончания торжества.

Она увидела, что ее дочь этот довод не убедил, и продолжала!

— К тому же посол сказал, что ее величество предоставила военный корабль, чтобы он отвез тебя в Славонию, что очень милостиво с ее стороны, но она не хочет, чтобы он ждал в порту моего возвращения из столицы.

— Мама, по-моему, это мерзко! — воскликнула Хиона. — Я не хочу ехать без вас.

— Знаю, любовь моя, но ты будешь окружена заботами. Супруга сэра Эдварда леди Боуден будет сопровождать тебя, ну, и конечно, с тобой будет славонский посол.

— Но так же нельзя… я знаю, что не должна ехать одна… — сказала Хиона с тоской. — Я думала, что вы будете со мной, мама.

— Я ничего другого и не хотела бы, любовь моя, — сказала принцесса. — Я пыталась, но мне так и не удалось убедить их, что ты еще слишком молода, чтобы поехать туда одной.

Она была так удручена, что Хиона больше не стала ничего ей говорить. Но с Хлорис она дала волю своему гневу:

— Как все это отвратительно! У королевы нет права выбрасывать меня из Англии на военном корабле, в сущности, совершенно одну, чтобы я сама, без чьей-либо поддержки, осваивалась в незнакомой стране!

— Мне так грустно, милочка! — сказала Хлорке. — Я знаю, какой несчастной чувствовала бы себя на твоем месте. Но сэр Эдвард и леди Боуден англичане и, конечно, позаботятся о тебе.

— Еще бы! — сердито сказала Хиона. — Они ведь только о том и думают, как бы угодить королеве!

На этом она оборвала разговор, но ночью долго лежала без сна, думая о том, что в Славонии ей не к кому будет обратиться за помощью, если ей станет невыносимо тяжело.

Ее охватил ужас при мысли, что все, кого она знает и любит, будут отделены от нее сотнями и сотнями миль.

И ведь сама она там никому не нужна — важно лишь, что она англичанка и, как она сама сказала Хлорис, «завернута в Юнион Джек».